После успеха Ворта в 1860-е годы и последующего расцвета французских кутюрье-мужчин женская мода начала проявлять себя в политических вопросах, связанных с полом, а не только в демонстрации классовых различий или в разоблачении женского тщеславия. Женщины постепенно пришли к мысли, что до сих пор они не просто невинно украшали себя, но помогали мужчинам навязывать себе придуманные роли. Алчно преследуя столь сомнительную цель, образованные и респектабельные дамы бывали вынуждены тереться бок о бок с невежественными и вульгарными куртизанками в ателье одного и того же кутюрье. Всеобщее желание получить дорогой наряд, сшитый известным дизайнером, приводило порой к унизительным столкновениям.
Франция повсеместно славилась как родина эротики. Сексуальное воображение французов, столь ярко проявленное в пьесах и романах, стихах и картинах, теперь могло так же беззастенчиво развернуться в царстве женского платья. Те же сексуальные образы дизайнеры создавали уже из живых, реальных женщин. В ответ развернулись ожесточенные протесты против самогó модного платья, в основе которых содержался намек на то, что именно эта французская греховно сексуальная пагубная мужская выдумка отняла у женщин их честную реальность.
Разумеется, протесты разгорелись не во Франции, а в рассудительных протестантских странах Европы, рассматривающих этот феномен издали, с культурной дистанции — хотя клиентура Ворта была международной. В самóй же Франции восходившая к XV веку и не прерывавшаяся традиция защищала мужскую или женскую моду от обвинения во враждебности взрослому здравому смыслу и добродетели. Предполагалось, что мощная сексуальность, интеллект и моральная сила посредством моды могут реализоваться в сложных проявлениях самоуважения. Более того, их успешная реализация будет означать укрепление, а не утрату чести для людей обоего пола из любого класса общества. Элегантность — открытое проявление эстетических и эротических эффектов — считалась уместной в любой одежде, от робы рабочего до ливреи лакея.
Однако в Англии, Америке, Германии формировались группы с названиями вроде «Общество разумного платья». Члены этих групп ставили перед собой цель учредить новые виды одежды, основанные на идеале Здравого Смысла и разрабатываемые именно для женщин. Идею «благоразумной» женской одежды питала упрямая вера в то, что женской моды можно вообще избежать и что истинная красота платья может и должна быть построена на рациональных принципах. Если этого добиться, женщина сможет быть красиво одетой и в то же время проявить во внешности свой ум. Но если позволить процветать губительным эротическим тенденциям женской моды, сочетания красоты и ума в женском облике не добиться никогда. Последователями этой точки зрения был полностью упущен из виду тот факт, что мужская одежда в равной мере являлась порождением фантазии и столь же эротичным направлением моды, сколь и женская. Впрочем, мужская одежда долгое время производила впечатление по-другому; она каким-то образом сама по себе создавала иллюзию благоразумия и здравомыслия — как, собственно, и было задумано.
Но эти сложные абстрактные явления мужской моды не предлагалось реформировать; в спасении, считалось, нуждались только женщины. Отдельные эстеты, такие как Оскар Уайльд, могли считать мужское платье чересчур простым для того, чтобы быть подлинно красивым. Писатель призывал вернуться в эпоху галантности, во времена, когда мужчины носили длинные волосы, кружева и бархат. В свою очередь Джордж Бернард Шоу предлагал заменить элегантные костюмы вязаными шерстяными туниками и бриджами ради здоровья и комфорта и вообще отказаться от всякой красоты. Но это были эксцентричные идеи отдельных людей, а не массовые движения. Реальность мужчин, сексуальная и прочая, очень красноречиво выражалась в мужской одежде, существенно изменившейся с начала XIX века.
Теперь восторжествовала точка зрения, согласно которой женственные наряды препятствуют женскому здравомыслию, здоровью, морали и интеллекту. И до эпохи Ворта «Мода» была экстремальной — в те полтора века, пока в ней распоряжались женщины и в ходу были каблуки, пышные юбки и тугие шнуровки. Однако самые энергичные и эффективные протесты против фижм, корсетов и тому подобного начались после того, как Ворт достиг успеха, и после утверждения Высокой Моды как очередной серьезной мужской институции. Реформаторы решительно выдвигали на первый план здоровье, эстетические принципы, благоразумие и другие концепции — явно в целях борьбы против могучей и пагубной мужской сексуальной фантазии. Она ощущалась как настоящая угроза, куда более опасная, чем безобидные женские ухищрения. При этом никто всерьез не рассматривал роль женской сексуальной фантазии в модной индустрии, равно как и креативную позитивную силу сексуальной фантазии вообще, существование которой, вопреки ощущениям, не признавалось за пределами литературы и искусства.
Женщины: реформа
Реформа на основе здравого смысла была плохо продумана и обречена на провал. Подлинные перемены в манере женщин одеваться могли произойти только в связи с переменами в осмыслении подсознательных фантазий в целом. Случилось это в момент, когда женские аспекты фантазий стали свободнее участвовать в формулировке рецептов моды. Здравый смысл в виде более смелых эстетических решений действительно начал проявляться в женской одежде в эпоху Ворта и под его влиянием. Более интересные женские фантазии вошли в мир модного дизайна уже в конце столетия, после смерти Ворта: появились новые способы одеваться по-мужски, не принося в жертву свою женственность. Модернизация должна была улучшить базовую форму тела, как это произошло в мужском костюме начала XIX века, а не просто убрать прежние женственные детали — этого явно было бы недостаточно.
Идея сделать женщин такими же реальными, как мужчины, должна была включать в себя наглядное сохранение и поощрение чувства собственной женственности, привлекательности, уверенности в себе и самообладания. Еще до рубежа XX века под воздействием нового стремления выражать в моде не столько мужские фантазии, сколько женскую реальность, мужчины-кутюрье и портные, шившие для женщин, уже начали видоизменять строгую женскую одежду, приспосабливая темы наряда для верховой езды к городским прогулкам и путешествиям в поездах и автобусах, но не придавая им провокационный псевдомужской вид. В то же время в профессию вошли женщины-дизайнеры — с новыми идеями, радикально отличавшимися от воздушных творений портних романтической эпохи.
Между 1900 и 1912 годами женская одежда, которая с начала XVIII века занимала больше места в пространстве, чем мужская, стала постепенно уменьшаться в размерах, так что одетые тела женщин и мужчин теперь выглядели равными по объему. Женская одежда тоже начала тяготеть к визуальному единству телесной формы, и проявлением этой тенденции стало исчезновение преувеличенных бедер и груди. От корсетов не отказались, но их характер постепенно менялся. Новые корсетные изделия поначалу были сосредоточены в области бедер, живота и ягодиц — ранее все это, наоборот, подчеркивалось пышными юбками. Ребра и грудь при этом оставались нестесненными. Наблюдался заметный отказ от старой структуры, закреплявшей фигуру и одежду женщины вокруг очень узкой талии и грудной клетки, так, чтобы сверху заметно выдавалась грудь, а снизу — таз. Старый корсет требовал существенно разделить женскую фигуру, чтобы юбка со всеми ее тайнами была отделена от обольстительного верха. Каждая из этих частей могла быть сколь угодно огромной — главное, чтобы между ними был жесткий барьер в виде затянутой в корсет талии.
