Женские наряды, подобно мужским, теперь откровенно показывали, как они сконструированы, и не скрывали ни швов, ни кроя. К фактуре ткани относились с уважением, ее не портили разрезанием на декоративные ленты, рюши или буфы, которые затем заново пришивали. Между 1925 и 1935 годами идеальная женственная гофрированная манжета, оборка или драпировка перестанет быть маленькой подвижной деталью, прикрепленной к стабильной поверхности для привлечения внимания; она окажется неотъемлемой частью подвижного подола или рукава, вырастающей из него или даже его создающей. Разумеется, на уровне высокой моды красота орнаментальных деталей часто тождественна красоте конструкции и материала. Мужчины и женщины визуально были равны, поскольку женское платье впервые концептуально следовало мужскому и, подчиняясь превосходному неоклассическому художественному образцу, копировало методы, а не имитировало поверхностный результат. Модерн создал новую универсальную реальность для всего, в том числе усовершенствовал возможность женщин выглядеть такими же реальными, как мужчины. В основе всего материального мира лежит общая базовая структура — атомы и молекулы; ее образ в искусстве и платье тоже мог стать общим.
Французская модная иллюстрация. Мадлен Вионне, в модном приложении к La Gazette du Bon Ton. Автор иллюстрации — Таят. 1922. С разрешения THAYAHT & RAM Archive
Иллюстрация отдает должное искусству модерна и графическому дизайну: женщина словно создана из ткани, ее тело и платье стилизованы в единую фигуру. Снимок кинозвезды (на фото ниже) производит то же впечатление, но фотографическими средствами: бесцветный атлас облекает тело в футляр струящегося света. Судя по волнообразной позе и самоуверенному взгляду, женщина знает, какое впечатление производит ее платье в слиянии с кожей.
Рекламная фотография Клары Боу. 1931. Фото Eugene Robert Richee/Getty Images
Накануне Второй мировой войны характер моды для обоих полов уже в полной мере соответствовал новому времени — как и архитектура, скульптура, живопись и промышленный дизайн. Но для моды, согласно ее репрезентативному принципу, достаточно внешнего вида рациональной функциональности и эстетической целостности, и внутри этой модернизированной визуальной схемы сохранялись традиционные привычки. Новым исключением из правила стало колоссальное и наглядное разделение между классами. Одежда сохраняла большую часть прежних условностей в том, что касалось разделения по половому и возрастному принципу, сохранения социальных обрядов и прежних различий между нижним бельем и верхней одеждой. Синтетические волокна еще не получили распространения, а традиционные ткани, такие как хлопок, шелк, лен и шерсть, иногда те или иные их сочетания, а также искусственный шелк, применялись привычным образом. Ухаживать за всеми видами одежды было по-прежнему трудно. Шляпы по-прежнему оставались необходимым всеобщим элементом внешнего вида. В моде, как всегда, превалировала преемственность, даже перед лицом радикальных перемен.
Слева: Моментальный снимок Марлен Дитрих. 1932
Справа: Ман Рэй. Портрет Бальтюса. 1933. Фото Fine Art Images/Heritage Images/Getty Images
Камера продолжает усиливать красоту современных костюмов, выигрышно подчеркивающих движения тела; случайное соположение рукавов и брюк становится искусством. Индивидуальное лицо приобретает большую значимость, выступая из вихря складок, передающих свободную позу. Дитрих часто выбирала мужскую одежду как идеальную раму для своего впечатляющего лица; берет унисекс и свитер избавляют от подозрения в чистой воды трансвестизме.
Мы уже видели, как в 1920-е годы одетые фигуры на модных иллюстрациях напоминали угловатые кубы и цилиндры или нагромождения геометрических форм. Примечательно, что лучшие из этих рисунков впервые начали подражать стилю заметных современных художников. Существуют прекрасные иллюстрации, которые словно превращают модель в часть произведения Брака или Леже или в персонажа из мира фантазий Мориса Дени. Новые образы сопровождались описаниями, имитировавшими многозначительные фразы из современной поэзии и прозы. Они пришли на смену прямолинейным или бессмысленно жеманным описаниям, принятым в модных иллюстрациях Викторианской эпохи.
Эстер Бабли. Станция автобусов «Грейхаунд». Нью-Йорк. 1948. Библиотека им. Экстрома, Луисвиллский университет, Кентукки
Образы викторианских модных иллюстраций оказались девальвированными версиями гораздо более старых форм искусства, напоминавшими о традиции приукрашенного изображения нарядов, господствовавшей в жанровой и портретной живописи прежних веков. Аньоло Бронзино и Тициан, Антонис ван Дейк и Герард Терборх, Томас Гейнсборо и Франсуа Буше придавали вид природного благородства и совершенства даже самой странной моде. Около середины XIX века модные иллюстраторы пытались частично возродить этот идеализирующий дух, но без какого-либо художественного кредо и, следовательно, с весьма незначительными результатами. Гораздо более интересными были первые подлинные модные картинки конца XVIII и начала XIX века — блестящие примеры чисто графического искусства, без обращения к живописи, с острым ощущением энергичного и причудливого воздействия моды.
Оглядываясь в прошлое, можно заметить, что во время пышного расцвета французского искусства, породившего «Женщин в саду» Клода Моне, искусство модной иллюстрации как таковой было в высшей степени банальным и ретроградным. На картине Моне представлена смесь прекрасных платьев, цветов и трав, новый мир живописной роскоши, где моде придано огромное значение. Но никто из других художников даже не делал попыток привнести в иллюстрации нечто авангардное, оставаясь в рамках чахнущей академической традиции. В 1860-е годы живопись явно начала модернизироваться — но женская мода еще нет. Благодаря Ворту и его коллегам мода сохраняла литературность и иллюстративность. Искусство, посвященное моде, выглядело как журнальные иллюстрации и не пользовалось особым уважением у публики — как, разумеется, и сама мода.
Поэтому важно, что в первые три десятилетия XX века модная иллюстрация снова стала невероятно прогрессивным графическим средством по сравнению с концом XIX века. Она получила свою долю в новом интересе к графическому дизайну, существенной составляющей дизайна в целом. Уважение к цельным и живым композициям распространилось на театральные постановки, на книжные иллюстрации — и на искусство моды тоже. Все эти виды деятельности обрели престиж, который помогал повысить эстетический престиж самой моды.
