Сейчас, когда исконная свобода и выразительность мужских волос стала общепризнанной, волосы приобрели колоссальные экспрессивные возможности для мужчин — и женщины, естественно, тоже не собираются уступать обретенного в современную эпоху права всячески демонстрировать волосы. В истории одежды волосы всегда вызывали более сильные чувства, чем что бы то ни было другое, будучи одновременно и частью одежды, и частью тела, как сокровенной, так и в высшей степени заметной, стоит только снять головной убор. Очевидно, что визуальность волос может вызывать сильные чувства, доставлять и острую муку, и наслаждение как обладателям волос, так и наблюдателям, так что легко понять, почему в некоторых традициях от женщины так настойчиво требуется прятать волосы. Посредством волос можно выразить разнообразные бунтарские жесты: коротко остриженные волосы — или, наоборот, отказ их стричь — могут служить знаком агрессии или отречения. В обществе постоянно возникают новые идеи и правила, связанные с мужскими и женскими волосами, и визуальный эффект, создаваемый волосами, может опираться на непосредственные реакции. Мужской интерес к бородам, усам и бакенбардам вечен и неизменен, однако следует отметить, что если в XX веке женщины тщательно раскрашивают свои лица посредством макияжа, то мужчины так же усердно поддерживают искусственный косметический ритуал бритья. Тот и другой служат живописному идеалу полностью одетого тела как композиции, включающей в себя и лицо.
В нынешний период обмена ролями у женщин могут быть очень короткие волосы, а у мужчин — очень длинные, что не выглядит транссексуально, а лишь экстремально. Мужчины не только носят длинные волосы, но и используют декоративные заколки и резинки, которыми раньше пользовались только женщины. Примечательно, что мужчины все же не носят ленты для волос в духе «Алисы в Стране чудес», которые берут свое начало от чепцов и вуалей и пока что остаются отчетливо женственными; зато головные повязки сегодня — явный унисекс. И мужчины и женщины бреют головы, красят волосы в фиолетовый цвет, носят дреды; кто угодно, в андрогинно-детском стиле, может благополучно имитировать прическу фантастического существа из иных миров или надеть головной убор представителей других культур. В последнее время в фильмах — как примета сильных и положительных героев — часто встречается модное сочетание классического костюма с галстуком и «конского хвоста» или длинных кудряшек, какие раньше считались особенностью облика девушек. Даже среди этих новых мужских свобод и вольностей костюм чувствует себя прекрасно — возможно, потому что он тоже стал особенностью облика девушек.
Сила впечатления, производимого андрогинной внешностью, в последнее время ярко проявляется на примере популярных артистов. Кумиры публики визуально подтверждают ту древнюю идею, что сексуальное удовольствие становится богаче и полнее, если позволить обоим полам признать свои эротические сходства и не заставлять их строго придерживаться различий. К тому же мир наконец признал, что гомосексуальные мужчины и женщины так же разнообразны в своих личных стилях и модных пристрастиях, как и все прочие, и гетеросексуалы могут создавать новые модели из старых сигналов, некогда воспринимавшихся исключительно как гомосексуальные, — модели, которые сохраняют прежние ассоциации лишь сочувственно-иронически, как приучила нас современная мода.
Разоблачения
В наши дни много обсуждаются «разоблачающие» свойства моды. Люди чувствуют, что одежда выдает их секреты, и это чувство происходит из знания, что выбор между значимыми визуальными альтернативами в современной одежде не вполне контролируется сознанием. В современной Америке, где границы между социальными группами постоянно изменялись и в силу этого имели особенно большое значение, всегда остро ощущалась тревога по поводу того, что именно может поведать о человеке его одежда. Наша бесконечная и непреодолимая тяга улучшать себя, преодолевать неблагоприятные обстоятельства, что-то начинать впервые, а потом снова и снова менять привела к поиску правил, а заодно и к той разновидности американской моды, которая доводит образы до экстремальной похожести друг на друга, явно произрастающей из чистой тревоги. В обществе господствует твердая убежденность в том, что внешние знаки способны замаскировать неуверенность в себе; это своего рода испуганное отступление в первобытные условия, к племенному образу жизни.
Производство и маркетинг одежды явно играют на руку этому страху перед индивидуальным разоблачением. Одежда и аксессуары несут на себе характерные маркеры производителей и дизайнеров; люди до мельчайших деталей перенимают схемы модного платья, обозначающие сознательную приверженность конкретным вкусам или идеям. Им кажется, что таким образом можно избежать разоблачения своих личных секретов, особенно таких, как недостаток храбрости или эстетическая неуверенность. Никому не нравится выглядеть дураком, но особенно — выглядеть единственным дураком среди всех, идиотом, который живет в своем собственном мире и никак не ориентируется в ходе событий; при этом многие видят себя именно такими. Это чувство особенно сильнó у самых молодых, у тех, для кого в одежде самое главное — это выглядеть правильно, то есть «как все». В средней школе заметно отличаться от других своей личной фантазией и изобретательностью попросту социально опасно; поэтому толпы школьников и школьниц стремятся выглядеть совершенно одинаково — вплоть до заколок и пряжек на ремне, конкурируя разве что в крошечных остромодных деталях, которые добавляют ко всеобщей одинаковости индивидуальный шик — но и этот шик тоже должен быть «правильным».
Но даже когда школьные годы давным-давно позади, взрослые все еще боятся выглядеть по-дурацки. И тогда мода предлагает им одеваться в конкретном жанре, сделаться зримой частью всеми желаемого и хорошо известного безумия, членами общедоступного клана. Потребность быть принятым другими удовлетворяется с помощью безликих масок: если ты плотно приладишь любую из них к лицу, никто не разглядит сквозь нее твое истинное я. Ты словно бы надел униформу или завесил лицо вуалью; эта почетная мантия членов избранной тобой группы убережет тебя от насмешек.
Вообще говоря, «униформа», в современной риторике моды чаще всего яростно презираемая, — это именно то, что предпочитает носить большинство: одежда, в которой человек чувствует себя в безопасности благодаря сходству с ближним. Надев форму, ты можешь затем выбирать отдельные детали, которые позволят тебе ощутить свою уникальность и потешаться над членами других кланов, которые выглядят такими одинаковыми в своих клановых одеяниях. В течение последних двух столетий мужчины боялись выглядеть глупо гораздо больше, чем этого боялись женщины, поэтому одежда мужского клана несколько больше походит на униформу, чем одежда клана женского. Женщины завидуют именно этому — и именно над этим издеваются.
Одна из известных причин притягательности моды заключается в том, что она дарит возможность выглядеть как все, по образцу древнего клана, в то же время позволяя каждому выбирать свой клан. Мода зачаровывает, призывно манит ринуться очертя голову в мир своей фантазии, предлагает бесконечное количество вариантов и деталей при полной, но обескураживающей и обманчивой свободе выбора. С одной стороны, мода делает многих замечательно одинаковыми, с другой — позволяет каждому выглядеть восхитительно уникальным. Чувство вины и страха, порождаемое этим непростым сочетанием, никогда не иссякает; оно неизбежно.
