Ситуация, разумеется, была достойной сожаления, но в ней никоим образом не было ничего необычного. То же самое, если не хуже, наблюдалось и среди других народов в тот период. Еще до Адальберта святому Константину-Кириллу и святому Мефодию приходилось бороться в Моравии IX века против браков между родственниками, и полигамия в разных скрытых формах существовала среди аристократов всех наций. Интересно, что Адальберту было известно о случае тайной полигамии в его собственной семье: у его отца была вторая «жена» – мать Радима-Гауденция, который тем не менее стал лучшим другом и преданным сторонником своего единокровного брата. Бруно ясно подчеркивает, что Радим был братом Адальберта только по отцу. Что касается отца Адальберта, Бруно утверждает, что Славникович не принимал заповеди Всевышнего слишком буквально: он был властелином страны, но одновременно средним человеком, не слишком усердным в молитвах, но открытым для доброты и сострадания, не очень твердым в морали, зато щедрым к бедным.
Не следует забывать, что в то время не только в Богемии, но также в Германии и других странах многие священнослужители состояли в браке. Только в XI веке великий реформатор папа Григорий VII ввел в жизнь церкви древнюю практику. Возможно, Адальберт предпринял какие-то шаги к восстановлению целибата клириков, но трудности, с которыми он столкнулся в этом деле, как и в других попытках проведения реформ, дали ему достаточно оснований для отказа от работы и ухода в монастырь.
Историкам, настаивающим на бездуховности моральной и культурной жизни в Богемии того периода, противоречат исторические факты. Недавние открытия показали, что духовная жизнь Богемии в первой половине X века на самом деле достигла очень высокого уровня. После краха Моравской империи страна предоставила убежище многочисленным ученикам Константина-Кирилла и Мефодия, которые принесли с собой греко-славянскую культуру, вдохновленную византийцами. Уровень этой культуры во второй половине века понизился из-за отрыва от ее истоков – это правда. Тем не менее невозможно согласиться с тем, что декаданс достиг совсем уж катастрофических размеров.
Если мы считаем, что Адальберт воспользовался первой возможностью, чтобы покинуть свой диоцез – то есть первой возможностью, которая придала бы его уходу видимость законности, – его жизнь предстает в довольно-таки странном свете. Но если мы утверждаем, что его поведение было не только правильным, но также святым и достойным подражания, то мы соглашаемся с мнениями, касающимися монашества, которых придерживались некоторые реформаторы X века. Но все это не согласуется с идеями церкви относительно епископского достоинства.
Более того, защищать отношение Адальберта таким образом – значит оказать святому человеку плохую услугу. Он всегда был предан своим обязанностям епископа и старался соблюдать церковные правила. Он обратился к высочайшим инстанциям в Риме и, как мы еще увидим, подчинился и вернулся к исполнению обязанностей епископа, когда обстоятельства изменились. Кроме того, нельзя забывать, что, когда Адальберт отправился в Рим, он еще не имел намерения удалиться в монастырь. Скорее он собирался совершить паломничество в Иерусалим и осесть где-нибудь на чужих землях. Дабы подтвердить нашу теорию фактами, рассмотрим обстоятельства пребывания Адальберта в Италии.
Когда вдова Оттона II Феофано, жившая в то время в Риме, услышала о намерении Адальберта посетить Святую землю, она пригласила его к себе и дала такую большую сумму денег, что Гауденций, сопровождавший единокровного брата, едва сумел унести мешок с золотыми и серебряными монетами. Очевидно, дочь византийского императора радовалась, помогая паломникам пересечь Грецию, свою родную страну, по пути в Иерусалим. Однако Адальберт втайне отдал все деньги бедным и отправился на Святую землю как простой бедный паломник, в сопровождении только трех спутников.
Он не добрался до Иерусалима. Прервал путешествие в бенедиктинском аббатстве Монтекассино, где его гостеприимно встретили аббат и старшие братья и убедили не продолжать путь. То, что нам известно о Монтекассино от биографов Адальберта, предполагает, что его обитатели в тот момент были не такими ревностными, как в прошлом. Очевидно, волна реформ еще не достигла Святой горы. Между тем аббат, судя по всему, был человеком мудрым и рассудительным. Он объяснил Адальберту, что в глазах Всевышнего больше заслуги в спокойном и терпеливом преодолении жизненных искусов, чем в неспешном блуждании с места на место.
Адальберт последовал совету аббата и остался в аббатстве, вероятно рассчитывая присоединиться к монашескому братству. Мы располагаем документом, удостоверяющим близкие отношения, которые Адальберт поддерживал с некоторыми братьями аббатства. Речь идет о жизнеописании святого Венцеслава, написанном неким Лауренцием, монахом из Монтекассино, по предложению святого Адальберта. Но когда
Адальберт понял, что монахи стремятся воспользоваться его епископским саном, чтобы поправить материальное положение аббатства и улучшить его репутацию, он вознегодовал и без промедления отбыл в Валлелуче, что недалеко от Монтекассино, где в то время жил греческий аббат святой Нил (Нилус), известный своим благочестием и аскетизмом. Нил родился в Россано, что в Калабрии, в 910 году и умер в 1005-м. Его деятельность в Италии доказывает значимость греческого элемента в религиозной жизни Южной Италии и тесные контакты, существовавшие в X веке между греческим и латинским монашеством. На святого Адальберта Нил произвел большое впечатление, и, согласно Канапариусу, греческий аббат заявил, что никогда не встречал молодого человека, столь пронизанного духом веры и любовью «к нашему Спасителю».
Не испугавшись мрачной дисциплины и не обратив внимания на разницу в правилах и ритуалах, Адальберт хотел остаться в греческом монастыре. Нил, однако, не мог его долго держать, потому что его монастырь стоял на земле, принадлежавшей Монтекассино. Однако он дал Адальберту рекомендательное письмо к аббату Льву (Leo) монастыря Святого Бонифация и Святого Алексия в Риме.
В это время Италия тоже была во власти движения за реформы монашеской жизни, которые не имели ничего общего с реформами Клюни, но сформировались под влиянием греческого монашества, преобладавшего в Южной Италии и представленного Нилом. Аббат Лев был еще одним ярым сторонником движения. Кроме того, он был в фаворе у папы, который поручил ему важную миссию при французском дворе. Аббат Лев принял Адальберта с большой благосклонностью и принял его и Радима-Гауденция послушниками на год. Святой принес торжественную клятву 17 апреля 990 года.
Биографы Адальберта – монахи – получили щедрое содержание и всячески старались подчеркнуть безмерное стремление Адальберта к монашеской жизни. Но им так и не удалось убедить читателя, что оно стало главным мотивом отставки епископа. Его все же следовало искать в другом. Слабый намек дает нам Козьма. От него мы узнаем следующее: Адальберт понял, что трудности для него слишком велики, и попросил Страхкваса, брата правящего князя Пражского, взять на себя его епархию. Страхквас в то время был монахом монастыря Святого Эммерама Регенсбургского. Убеждая Страхкваса принять его предложение, Адальберт выразил уверенность, что он будет лучше выполнять епископские обязанности, поскольку будет иметь полную поддержку правящего князя. Из этого можно сделать вывод, что имело место нечто, лишившее Адальберта благосклонности герцога. Что бы это ни было, что-то произошло между епископом, Славниковичем, и князем Пржемыслидом. Что это могло быть?