Также становится более или менее понятным отчуждение между Пржемыслидами и Славниковичами, которое оказалось вредным для функционирования диоцеза Адальберта.
Брат Адальберта Собибор, глава династии Славниковичей, вероятнее всего, отказался на этот раз поддержать внешнюю политику Болеслава II и наложил вето на противостояние с Польшей. К такому выводу можно прийти на основании того, что Болеслав напал на поляков не с юго-востока Богемии или из Моравии, что давало бы ему прямой подход к Кракову, штаб-квартире «мятежников», а с северо-востока Богемии, которая была частью его собственного княжества. Во-первых, это место было ближе к его союзникам – велетам, а во-вторых, он не мог пойти на риск нападения из Моравии, не заручившись поддержкой Славниковичей. При этом любое расширение власти в Силезии или завоевание этой страны пошло бы ему на пользу, дав оплот на границе княжества Славниковичей, которое включало Клодзко в Силезии.
Но война оказалась дорогостоящим занятием для чехов. Нашим лучшим информатором снова становится Титмар. Союз Болеслава с велетами пошел скорее на пользу, чем во вред полякам. В глазах германцев союз христианского князя с язычниками велетами был не только отвратительным действом, но также явился оскорблением для Германии, поскольку велеты были ее самыми опасными врагами, не позволяющими себя «умиротворить». Это был случай, когда германско-польский союз против языческих племен, общих врагов обеих стран, стал само собой разумеющимся, и когда Мешко попросил о помощи, ему без промедления были высланы войска. Это несколько усложнило положение Болеслава, который не мог себе позволить войну с Польшей и Германией одновременно. Тщетно старался он убедить немецких генералов, которые по невезению попали к нему в руки, помочь ему добиться урегулирования. Он угрожал им смертью, если Мешко откажется вернуть ему захваченные территории. Поляк знал: он в выигрышном положении – и указал, что это дело не его, а императора – защищать немцев и мстить за них. Болеслав II сумел захватить лишь одно место на Одере, да и то ненадолго. Он не только не сумел вернуть Краков и Силезию, но лишился своего авторитета. Свидетельство территориальных потерь Болеслава II можно найти в документе Dagome Iudex.
Дарение Польши Святому престолу – Риму – стало последним политическим актом Мешко. В 992 году князь умер. Его наследником стал Болеслав Великий, он же Храбрый, его сын от первого брака с Дубравкой. Дарение – первый подобный акт в истории – было выполнено специальной польской делегацией, посланной в Рим между 990 и 992 годами. Отдав Польшу под особое покровительство престола святого Петра, Мешко укрепил свою власть над недавно завоеванными территориями и одновременно укрепил свои позиции в отношениях с Германией. Не было никаких причин превращать акт во враждебное действо против императора Оттона III. Юный император, вероятнее всего, был заранее уведомлен о намерениях Мешко, и такой дар отвечал представлениям Оттона относительно функций папы и императора. По его мнению, папа и император должны быть связаны тесными узами. Император – светский глава христианского мира, а папа – духовный. Поэтому император не мог рассматривать укрепление папской власти в Польше как посягательство на собственные позиции. С другой стороны, поместив свою страну и все новые завоевания под защиту духовного главы западного христианства, Мешко сохранил собственные позиции в рамках партнерства с императором. И поскольку инициатива исходила от польского князя, независимость Польши по отношению к Германии и империи стала раз и навсегда ясна для всей Европы. Таким образом, проницательный Мешко сумел утвердить свою независимость, не повредив хорошим отношениям с Германской империей.
Таким образом, на долю польского князя выпало начать политику, которой подражали другие народы в XI, XII и XIII веках, когда могущество папства было велико. Это объясняет, почему польский акт дарения был включен в собрание канонического права, призванного иллюстрировать авторитет папства и поддержать его средневековые претензии. Полезно отметить, что следующими примеру Мешко князьями двигало не столь благочестие, сколь желание защитить себя от посягательств империи. Они считали, что воображаемый подарок своего народа духовному институту, такому как Святой престол, – это лучшая и самая дешевая страховка для сохранения своей национальной независимости.
Такие события предшествовали отъезду Адальберта из Праги. Их отголоски вскоре почувствовались в Риме. В 992 году туда прибыла делегация, обратившаяся к папе с просьбой отослать Адальберта обратно в Прагу. Оба биографа святого утверждают, что Адальберт желал остаться в Риме и его братья монахи делали все возможное, чтобы заставить его отклонить приглашение чехов и остаться в монастыре.
Папа созвал специальное заседание местного синода, чтобы обсудить этот вопрос. Это собрание примечательно тем, что проливает свет на условия, существовавшие в церкви X века, а также является свидетельством состояния дел, взаимоотношений между представителями двух разных научных школ. Реформисты утверждали, что, поскольку монашество является высшей формой христианского идеала, епископа, ставшего монахом, нельзя заставить вернуться к исполнению епископских обязанностей. В свою очередь, канонисты и защитники старой церковной практики настаивали, что первая священная обязанность епископа – присматривать за своей паствой. Интересно заметить, что аналогичная проблема существовала в восточной церкви IX века. Собор 879–880 годов, реабилитировавший патриарха Фотия, издал специальный закон, запрещающий епископам, ставшим монахами, покидать монастыри и возвращаться к своим обязанностям. Этот закон не мог применяться на римском синоде 992 года, поскольку не был введен в западное каноническое законодательство до XI века.
Как бы то ни было, синод решил, что необходимо соблюдать старую практику. Иоанн XV санкционировал решение, обязывавшее Адальберта вернуться в свою епархию. Тем более что обстоятельства, помешавшие ему исполнять епископские функции, перестали существовать. Адальберт подчинился решению, но потребовал обещания делегации, что князь всегда будет поддерживать его старания искоренить пороки, с которыми он боролся. Обещание было дано.
Согласно легендам, епископ изложил свои условия, и был достигнут официальный компромисс между Адальбертом и Болеславом II, которого представлял его брат Кристиан-Страхквас. Это подтверждает выполненная в X веке копия текста торжественного заявления, сделанного Болеславом II и адресованного Адальберту. В нем были такие слова: «В году 992 от Рождества Христова, когда святейший престол благословенного апостола Петра занимал папа Иоанн XV, во время правления Оттона III, августейшего из королей, по ниспосланному свыше требованию второго епископа святой церкви
Праги Адальберта, монаха, князь Болеслав II, в присутствии знати, дает упомянутому выше епископу право расторгать, согласно каноническим предписаниям, браки, заключенные между родственниками, строить церкви в подходящих местах и собирать десятину…» Судя по всему, другой милостью, данной Адальберту, было разрешение построить в Праге бенедиктинское аббатство. Хронист XIV века Пулкава датирует основание Бржевновского аббатства в Праге 992 годом, а его освящение – 993 годом. Это подтверждает текст папской буллы от 993 года, которой он берет аббатство под свою защиту. Согласно Пулкаве, Адальберт привез в Прагу двенадцать монахов из своего римского аббатства.
