Судя по деталям, сохраненным для нас биографами, весь эпизод был смоделирован Вршовцами как провокация против Адальберта, и не потому, что он был епископом, а потому, что он был Славниковичем. Зачинщики лишь смеялись над попытками епископа перевести гнев толпы на себя. Они заявили, что в их намерения не входит увенчание его лаврами мученика, и пригрозили, что отомстят женам и детям его братьев. Столь открытое проявление враждебности показало, что напряженность между сторонниками Болеслава и Славниковичей вовсе не ослабла. Даже наоборот, она стала более грозной.
В конце концов Вршовцы заставили монастырского привратника сказать им, где прячется женщина, и отобрали у него ключи от церкви. Несчастную беглянку оттащили от алтаря, к которому она в отчаянии прижималась, и убили прямо на ступенях церкви, на защиту которой она так надеялась.
Этот случай был очень тяжким нарушением церковных канонов, касающихся права на убежище в святых местах. Более того, он стал тяжелым ударом по престижу епископа. Согласно Титмару, у Адальберта не было выбора. Он отлучил от церкви всех зачинщиков, что, разумеется, озлобило его противников, которые в ответ усилили свои нападки. В конце концов Адальберт убедился, что дальнейшее пребывание к диоцезе бесполезно и бессмысленно, и покинул Пражскую епархию. Чешский историк Новотный относит беседы между Адальбертом и Кристианом-Страхквасом именно к этому периоду, вопреки общему мнению, что Адальберт предложил епископство Кристиану до своего первого отъезда в Рим. Не думаю, что в данном случае следует отказываться от установившегося мнения. На этот раз у Адальберта не было необходимости соблюдать формальности, прежде чем покинуть Прагу, поскольку он вернулся с оговоркой, что его условия будут выполнены.
Биографы, наш единственный источник в этом деле, только подчеркивают моральную и религиозную сторону трудностей Адальберта в Праге, но ничего не пишут о политических осложнениях, которые дали им начало и затем стали следствием. Тем не менее представляется, что попытки князя провалились и дружеское понимание, на которое он рассчитывал, так и не установилось.
Случившееся позже наглядно продемонстрировало, что инцидент с несчастной неверной женой был всего лишь симптомом и Вршовцы, приложившие руку к разрыву, имеют намерения усилить свое влияние в органах правосудия во всем княжестве Болеслава. Они были его ярыми сторонниками и вместе с другими требовали, чтобы князь положил конец неприятностям, за которые ответственны Славниковичи. Они желали решить проблему, пусть даже с использованием силы, втайне надеясь занять место Славниковичей в Богемии.
Те, в свою очередь, осознавали опасность и понимали, что ситуация может легко обернуться катастрофой. Вскоре после инцидента, заставившего Адальберта вторично покинуть Прагу и вернуться в Рим, его брат Собеслав, глава семьи, если верить Бруно, повел отряд своих рабов ко двору императора. Как следует из анналов Хильдесхайма, Болеслав тоже собрал отряд, командование которым поручил сыну, чтобы помочь экспедиции против полабских славян. А польский князь Болеслав Великий выступал в роли союзника Оттона III и лично командовал польским контингентом императорской армии. Оттон III вел подготовку к кампании 995 года.
По свидетельству Бруно, Собеслав намеревался привлечь внимание императора к трудностям, постоянно присутствовавшим между его семейством и Пржемыслидами. Он даже хотел высказать опасение, что пражский князь хочет уничтожить весь род Славниковичей. Одновременно он хотел обратиться за помощью к польскому князю, если что-то пойдет не так.
Подчеркнем следующее: тот факт, что Собеслав вел контингент на помощь императору и его люди не были частью армии Болеслава II, доказывает не только независимое положение Славниковичей, но и напряженность в их отношениях. Старая вражда вспыхнула с новой силой, и Польша продолжала оказывать сильное влияние на Славниковичей.
Этот вывод подтверждается еще одним аспектом. Чешские и польские нумизматы были искренне удивлены недавно обнаруженными монетами, имевшими явно богемское происхождение. Они датировались X веком, но не могли быть отчеканены на монетном дворе Пржемыслидов. На аверсе монет была латинская надпись – Hie denarius est episcope («Это епископский динарий»), но на реверсе надпись не ясна. Некоторые эксперты рассмотрели имена Адальберта и Болеслава II, на основании чего сделали вывод, что монеты чеканились на общем монетном дворе князя и епископа. Однако более поздние исследования обнаружили имена Собеслав (а не Болеслав) и Либице, рода Славниковичей. А значит, монеты, скорее всего, были отчеканены на монетном дворе Славниковичей.
Открытие проливает новый свет на положение пражского епископа и его отношения с правящим князем Богемии в первые годы существования епархии. Следует помнить, что инвеститура епископа выполнялась не князем, а императором, который впоследствии подтверждал тезис о независимости епископа.
Более того, это открытие подкрепляет сказанное ранее о политическом статусе Славниковичей, главным образом по отношению к Пржемыслидам. Тот факт, что епископ Адальберт приложил усилия, чтобы зафиксировать на монетах свою связь со Славниковичами и сослаться в надписи не на Прагу, а на Либице, то есть не на свою епархию, а на родной дом, доказывает, что Славниковичи считали себя независимой династией. Они были связаны с Пржемыслидами только свободной взаимной договоренностью. В то время, когда эти монеты чеканились, Славниковичи более чем когда-либо подчеркивали свою независимость. Иными словами, монеты чеканились в какое-то время между 992 и 995 годами, до конфликта, вспыхнувшего между противоборствующими сторонами.
В свете сказанного можно получить более ясное представление как об общей политической структуре Богемии того времени, так и о масштабе опасности, которая снова замаячила перед глазами энергичного, но непоследовательного Болеслава II. Он не сумел продолжить политику мира с Польшей, начатую его отцом, единственную политику, способную сдержать опасное влияние, которое оказывала растущая мощь Пястов на богемские племена. Следствием этого стало не только военное поражение, но также утрата политического престижа, что вполне могло окончиться катастрофой для династии. Его попытки примирения со Славниковичами не удались, потому что Вршовцы саботировали их в своих целях, а новый правитель Польши Болеслав Великий оказался не менее мужественным, чем его отец, и едва ли был готов довольствоваться одними только территориями, которые его отец объединил в единое государство. Польша снова была на подъеме, и Болеслав II, не унаследовавший военного гения своего отца, ничего не мог с этим поделать. Все это следует помнить, чтобы понять ситуацию в Богемии и чувства, испытываемые несчастным Болеславом II в столь безнадежной ситуации.
Фанатичное крыло сторонников Пржемыслидов, особенно беспринципные Вршовцы, требовало решительных действий против Славниковичей, пока еще есть время. По их мнению, промедление было смерти подобно, и Болеслав начал военные действия против Славниковичей осенью 995 года. Однако в тот момент, судя по всему, Славниковичи были наготове, потому что, ко всеобщему удивлению, пражский князь неожиданно согласился остановиться и отложить решение конфликта до того момента, когда Собеслав вернется из императорской военной экспедиции.
