Некоторые немецкие историки считают, что близкие отношения между чешским епископом и императором мешали духовному росту последнего. Такое мнение уходит корнями в ошибочные представления об Адальберте. Многие историки, к примеру, относятся к нему как к мистику-фанатику, охваченному навязчивой идеей о том, что в мире нет ничего более ценного, чем уединенное существование и размышления в монашеской келье, и не желавшему видеть ничего вокруг. Мы знаем, что это не так. Суть в том, что лишь очень немногие исторические авторы уделяли достаточно внимания политическому контексту, на фоне которого разворачивалась жизненная драма святого Адальберта.
В то же время Оттон III не был эксцентричным мечтателем, не желавшим стоять на твердой земле своей страны – Германии, увлеченный чудачествами Рима и имперскими амбициями, – таким его изображают многие. Не имел он и неуравновешенной психики, равно как и фатальной склонности к перегибам аскетизма. В следующей главе у нас будет возможность показать, насколько неверно это представление о молодом императоре. Жаль только, что биографы Адальберта так много внимания уделили религиозному аспекту этого контакта, что у них не осталось места для информации о содержании бесед императора и епископа. Ведь есть все основания считать, что аскетизм и набожность были далеко не единственными темами. Они, вероятнее всего, много говорили о планах Оттона III на будущее, особенно о христианизации востока и Венгрии, так что не только Герберт Орильякский, будущий Сильвестр II, но и пражский епископ Адальберт в значительной степени ответственен за план Renovatio Imperiiкоторый задумал и начал исполнять Оттон III.
Информация, которую сообщают биографы Адальберта относительно его пребывания в Майнце, паломничества к святыням во Франции и поездки в Польшу, спутана и противоречива. Поэтому трудно установить точно последовательность отдельных событий. Например, Канапариус утверждает, что Адальберт уехал из Майнца прямо в Богемию и только по прибытии туда узнал о событиях в Либице. Затем он поехал в Польшу. Но мы уже знаем, что такая последовательность событий невозможна.
Представляется, что ближе всего к истине следующее: Адальберт направился в Майнц, чтобы сообщить своему митрополиту, архиепископу Виллигису, о последнем папском решении относительно его будущего в случае отказа чехов его принять. Виллигис не мог знать об этом решении, которое было принято после его отъезда из Рима. Судя по всему, Адальберт послал гонца из Майнца в Богемию – с этим были согласны и император, и архиепископ, – чтобы узнать мнение правящего чешского князя относительно его возвращения. Ожидая его возвращения, Адальберт совершил паломничество к святым местам во Франции. Или пешком, или верхом он посетил гробницы святого Мартина Турского, святого Дионисия (Дени) Парижского, святого Бенедикта во Флёри и святого Мавра, ученика Бенедикта, в Сен-Море.
Затем он вернулся в Майнц, но ответа из Богемии еще не было. Более того, император не желал лишаться компании Адальберта. Неизвестно, когда Адальберт получил ответ князя – в Майнце или уже на пути в Польшу. В любом случае, как и ожидал Адальберт, ответ был негативный. Так он обрел свободу и, согласно решению папы, мог начать миссионерскую работу, как episcopus regionarius.
Судя по всему, после отказа Болеслава II еще раз принять Адальберта Виллигис посчитал место пражского епископа вакантным. Козьма пишет, что он собирался посвятить нового епископа, которого выберут чехи. Таковым оказался брат князя Кристиан-Страхквас, которому Адальберт уже однажды предлагал это место. Но из этого ничего не вышло, потому что, если верить Козьме, у Кристиана случился удар непосредственно во время церемонии.
Польский князь Болеслав Великий принял Адальберта с большой сердечностью и предложил ему остаться. Но Адальберт намеревался пробыть в Польше, только пока не решит, куда направиться дальше и кому нести слово Божье. Тем временем он не оставался без дела. Многие польские регионы хранят легенды о том, что их посетил святой Адальберт, но только одна из них выдержала проверку временем. Бруно Кверфуртский подтверждает, что Адальберт провел некоторое время в Гнезно. В то время он даже не думал о том, что этот город станет известным на западе благодаря его визиту.
Есть исторические свидетельства того, что Адальберт основал в Польше бенедиктинский монастырь или в Мендзыжече, или в Тшемешно. По крайней мере, так утверждает анонимный автор Passio. Аббатом этого учреждения, вероятно, был тот же Анастасий, который был аббатом монастыря в Бржевнове и бежал в Польшу после бойни в Либице.
В Польше существует традиция, утверждающая, что Адальберт несколько изменил практику Великого поста. Нам известно лишь то, что в 1248 году пост в Польше начинался не в Пепельную среду, а в Потерянное воскресенье – третье воскресенье до этой даты.
Другая старая традиция приписывает Адальберту авторство старейшего польского гимна в честь Святой Девы – Богородицы. Есть множество литературы, касающейся этого сочинения. Самый ранний текст датирован XV столетием. Однако сам гимн содержит ряд более древних элементов, и, по общему мнению, в своем нынешнем виде он относится к XII или XIII столетию. Согласно последним исследованиям польских экспертов, первые строфы гимна были написаны во второй половине X века и определенно не позднее XI. Их размер и построение напоминают византийские формы IX и X веков. Святой Адальберт мог изучить греческие религиозные композиции в греческом аббатстве Святого Нила, где византийское искусство достигло своего расцвета. (Правда, историки почему-то обходят вниманием факт, что в то время в Риме было несколько греческих монастырей.) Ни один историк не может вынести окончательный вердикт по вопросу, который является чисто филологическим, но исторические свидетельства поддерживают атрибуцию. Это согласуется с наблюдением, что Адальберт имел обыкновение приобщать людей к религиозным учениям, всячески поддерживая использование в культовых обрядах национального языка.
Чешская традиция тоже приписывает Адальберту авторство старейшего чешского гимна – Hospodine Pomiluy Ny. Это чешский вариант и расширенная версия Kyrie eleision. Эта традиция подвергалась сомнениям даже больше, чем польский гимн. Известно только, что в Богемии X века, согласно Козьме, высшие слои общества использовали хорошо известное германское песнопение Christus Keinado, а простой народ пел Czech Krlesh (Kyrie). Однако сравнительно недавние исследования чешских экспертов показали, что чешский гимн уходит корнями в период от второй половины X века до конца XI. Это позволяет предположить, что святой Адальберт в какой-то степени был с ним связан.
Скепсис, с которым к этой традиции относятся чешские, польские и немецкие специалисты, объясняется широко распространенным мнением, что Адальберт, суровый римский монах, не мог не отвергать использование славянской литургии в богослужении. А это предвзятое мнение, в свою очередь, распространилось из-за невнимания к историческим условиям, в которых жил Адальберт.
Нет абсолютно никаких свидетельств того, что Адальберт проявлял враждебность к славянской литургии, которую использовали в разных частях его обширного диоцеза славянские священники. Наоборот, есть множество примеров, и многие из них подтверждаются недавними исследованиями, которые побуждают нас принять идею о широком распространении славянской литургии и славянской литературы в Богемии в X и XI веках. Эта идея имеет много сторонников среди чешских ученых. Даже Венцеслав, ответственный за ориентацию Богемии на запад, ничего не имел против славянской литургии и славянской литературы. Он, судя по всему, был весьма популярен среди славянского духовенства, поскольку самый ранний и самый достоверный рассказ о его жизни и мученичестве был записан одним из них в так называемой первой старинной славянской легенде. Славянская школа имела центр в Праге. Он располагался возле резиденции князя. А Латинская школа находилась в Будече – довольно далеко от города. Брат Венцеслава Болеслав I также поддерживал равновесие между латинской и греко-славянской формой христианства в Богемии.
