Сначала Адальберт хотел проповедовать Евангелие велетам, также называемым лютичи, которые часто были военными союзниками чехов. Однако он не смог реализовать этот проект, поскольку его деятельность среди полабских славян оказалась еще важнее. Главной причиной отказа этих племен от христианства было то, что германские миссионеры пытались не только обратить их в христианскую веру, но и внушить тезис о германском превосходстве. Получалось, что они могли принять христианство ценой свободы. Читатель помнит, с какой отчаянной решимостью славяне на балтийском побережье и за рекой Эльба защищали свою территорию от германского проникновения. По их оценкам, христианский Бог ничем не отличался от бога немецкого, и они отказались принять его Евангелие с тем же упорством, с каким отказывались от германского ига. Многие современные хронисты – Видукинд, Титмар, Гельмольд и другие – писали только о хорошем, замалчивая безжалостные методы германских миссионеров.
Поэтому германская миссионерская деятельность очень долго оставалась бесплодной, а епископства, основанные Оттоном I на покоренных славянских территориях, оставались лишь немногим большим, чем своего рода Burgwarde, где богослужения совершались только для гарнизона и немногочисленных германских колонистов. Историей «обращения» этих славянских племен христианство не может гордиться. Адальберт, член известной славянской семьи, имел намного больше шансов на успех. Его дружба с императором являлась надежной гарантией того, что с германской стороны никто не станет чинить ему препятствия.
Возможно, изменение планов Адальберта было вызвано действиями Болеслава Великого. Примерно в это время польский князь начал расширять влияние Польши в северо-восточном направлении – на Померанию, которую завоевал его прадед. Эта территория была превосходной базой для дальнейшей экспансии. Гданьск (Данциг), в устье Вислы, давно был в руках поляков. Он стоял на земле, где жило племя славян-померанов (поморов), родственное полякам. Гданьск, Щецин и Волин были самыми ценными из всех польских владений на Балтике.
Пруссы, относившиеся к балтийской расовой группе, которые в доисторические времена говорили на том же языке, что и примитивные славяне, отстали в гонке к побережью Балтийского моря, куда славяне прибыли первыми, и спокойно расселились рядом с ними. Пруссы были близкими родственниками литовских и латвийских племен, двух народов, которые так и живут в тех местах. Пока эстонцы, финно-угорский народ, медленно двигались к побережью, преграждая путь литовцам, латвийцы сумели выйти к морю.
Исторических записей о пруссах и балтах очень мало. Нам известно, что некоторые племена вместе со славянами какое-то время жили под властью готов, восточногерманского народа, который, мигрируя из Скандинавии к Черному морю, колыбели всех германских народов, в начале христианской эры остановился на нижней Висле. Тацит, писавший в то время, интересовался балтийским берегом, на котором находят янтарь, и в одной из последних глав книги «О происхождении германцев и местоположении Германии» сообщает некоторую информацию о заселившем его народе. В отрывке, поставившем в тупик и филологов, и историков, он называет этих людей Aestii — эстии. «Правым берегом Свевского моря омывается земля племен эстиев, у которых обычаи и внешний вид как у свевов, а язык похож на британский». Кому принадлежит это имя: финским эстонцам, пруссам или жителям всей территории, на которой находят янтарь? Ответить невозможно. Установлено лишь то, что пруссы вышли к морю до латвийцев и к X веку твердо обосновались между устьями Вислы и Немана, – это подтверждает первая русская летопись. Однако они не сумели в полной мере использовать преимущества своего положения на побережье, потому что викинги были впереди. Их флот контролировал все Балтийское море и не допускал никакие другие народы побережья – финнов, пруссов и славян – к деятельности на море.
Однако начиная со второй половины X века поляки стали опасными соседями. Их могущество мешало прусской экспансии во внутренние территории, и ореол обитания пруссов остался между нижней Вислой, Балтикой, рекой Неман и Мазурскими озерами на юге. Пруссам следовало благодарить свой контакт с Римской империей, а после ее краха – со скандинавами и их торговыми центрами в Новгороде и Киеве, где они встречали странствующих арабских торговцев, за культуру, которой те обладали. Ибрагим ибн Якуб, известный арабский путешественник X века, был впечатлен манерами и обычаями пруссов. Христианство в X веке могло проникнуть на их территорию только с польской стороны, и пруссы одновременно узнали о необходимости опасаться и не доверять растущему влиянию поляков на прибалтийскую территорию и Восточную Европу. А поскольку их племенная организация благоприятствовала набегам и грабежам, постоянные стычки между пруссами и поляками, должно быть, стали обычным явлением, тем более после того, как Пясты укрепили свои позиции в Померании и тем самым завершили окружение пруссов с запада. Чтобы противостоять таким опасным и беспокойным соседям, нужна была хорошо оснащенная и организованная армия. Мешко I и его сын Болеслав Великий проявляли постоянную бдительность, чтобы не допускать вторжений. Вероятно, Болеславу Великому пришло в голову, что было бы намного лучше включить Пруссию в состав Польского государства или, по крайней мере, поместить ее под польский протекторат, потому что два ранних хрониста – Адам Бременский и аноним Галл – приписывают завоевание Пруссии именно этому монарху. Но первым шагом в любой подобной схеме должно было стать обращение пруссов. Болеслав Великий пожелал использовать для этой цели своего знаменитого гостя – Адальберта, бывшего пражского епископа. Благочестивый епископ-миссионер согласился с предложением князя, потому что возможности его миссионерской деятельности, по крайней мере на первом этапе, зависели от поддержки польского правителя. Даже если бы Адальберт смог реализовать свой план проповедовать Евангелие велетам, ему все равно понадобилась бы защита польского князя хотя бы в начале миссии – ведь никакой помощи от Болеслава II Богемского, убийцы его родственников, ожидать не приходилось. Согласившись нести слово Божье пруссам, Адальберт получил самую полную поддержку Болеслава – деятельность благочестивого епископа полностью соответствовала политическим намерениям князя.
Ранней весной 997 года Адальберт с несколькими спутниками отправился в Данциг. Из Данцига в сопровождении польских солдат он проследовал водным путем вглубь страны. По общепринятому мнению, его целью была часть Пруссии, именуемая Самбия. Прибыв туда, чтобы начать миссионерскую деятельность, Адальберт попал в руки солдат и был убит. Недалеко от Кенигсберга, в месте, где сегодня находится город Приморск (Фишхаузен), до сих пор можно увидеть место, где он 23 апреля 997 года принял мученическую смерть.
Между тем традиция не увязывается с известными фактами. Помимо двух современных биографий, старейшим документом, описывающим смерть Адальберта, является Passio S. Adalberti Martyris. Рассказ был написан между 1006 и 1025 годами, когда останки Адальберта находились в Гнезно. В Прагу их перевезли в 1039 году. Автором манускрипта был если не славянин, то, во всяком случае, германец, живший в Польше и имевший возможность собрать много подробных сведений о смерти Адальберта, в то время когда все подробности еще были свежи в памяти современников. Автор говорит лишь немного о маршруте Адальберта вглубь страны. Он только утверждает, что епископ следовал водным путем к месту назначения, большому городу в Пруссии. Эта ссылка дает основания предполагать, что епископ отправился из Данцига морем в Самбию, центр территории, где сегодня находится Калининград (Кенигсберг).
