Оттон III хорошо понимал – в этом нет сомнений, – что играет роль нового римского императора. Он гордо именовал себя императором Romanus, Saxonicus et Italicus. Когда в 1001 году он обратился к мятежным римлянам, то в первую очередь подчеркнул, что продвинул славу Рима на восток дальше, чем его римские предшественники. Присоединение Польши к империи было преподнесено римлянам как большое достижение императора и еще одно доказательство того, что былая слава Рима обязана своим возрождением Оттону III, наследнику Августа.
Положение, занимаемое польским князем в обновленной Римской империи, тоже следовало наделить соответствующим достоинством в глазах всего мира. И Оттон III даровал Болеславу Великому новый титул. На специальной церемонии, организованной для торжественного объявления о появлении нового архиепископства, Оттон III даровал князю титул Patricius, возложил ему на голову диадему и передал копию копья, некогда использованного святым Маврикием (которого западная легенда трансформировала в святого Георгия), как символ высокого положения.
Титул, значение которого до сих пор оспаривается, был древнеримским знаком отличия, доселе незабытым, хотя его смысл и применение, естественно, за прошедшие века претерпели изменения. Титул Patricius Romanorum, возрожденный в 754 году Стефаном II, давал его обладателям, Пипину II и его сыновьям, особые права в Риме и функцию покровителя и защитника церкви. Старое применение нового титула продолжалось и после 800 года, но впоследствии его стали давать правителям Рима как представителям императора. При Кресцентиях титул означал реального хозяина города. Оттон III снова взял его на вооружение. Известно, что он имел обыкновение назначать своих представителей в Риме и Германии, чтобы те действовали в его отсутствие, и им он давал титул патриция. А копье святого Маврикия оставалось символом императорской власти. Его несли в торжественных процессиях или перед императором лично, или перед патрицием.
Титул должен был заставить Болеслава присоединиться к возрожденной Римской империи, но что он означал для статуса Польши – сказать трудно. Он определенно никак не влиял на независимость Польши. Когда Оттон даровал титул Болеславу, императору и в голову не приходило сделать его независимым князем. Польша никогда не была ничем другим по отношению к Германии. Дань, выплачиваемая князем за Померанию, не имела ничего общего с польским суверенитетом. Фраза из Кведлинбургских анналов намекает на то, что по такому случаю император отменил дань, и эта трактовка в последнее время стала общепринятой. Однако сама по себе она не является убедительной, и я не удивлен, что она подвергается сомнениям. Я бы посчитал, что единичный отказ императора принять дань – своеобразный жест любезности между хозяином и гостем – не подразумевает ее отмену навсегда, если бы не отрывок из хроники Титмара, который подтверждает первую трактовку.
Титмар, описывая хаос, устроенный на германской территории Болеславом Великим в его кампании против преемника Оттона Генриха II, горько жалуется на польскую политику Оттона: «Да простит Бог императора, сделавшего данника господином и возвысившего его до таких высот…» На первый взгляд кажется, что эти слова говорят о радикальных переменах, вероятно происшедших в отношениях Болеслава и Оттона, в результате которых Оттон простил Польше дань за Западную Померанию. Нежелание многих историков это признавать объясняется их переоценкой могущества Германии при Оттоне III. Но восстание полабских славян после смерти Оттона II и длительное регентство над его малолетним преемником настолько изменили положение, что без сотрудничества Польши в покорении язычников уже нельзя было обойтись. Приняв имперские планы Оттона, Болеслав Великий оказал юному императору большую услугу, и тот вполне мог пойти со своей стороны на небольшую жертву – игра стоила свеч. Отказ от дани был небольшой ценой. Слишком высоки были ставки.
Приняв титул патриция, Болеслав Великий давал понять, что его страна с этих пор присоединится к Римской империи, а сам он признает императора главой христианского сообщества. Одновременно император, жалуя польскому князю титул, отдавал ему все права, которые, являясь главой христианского сообщества, имел на земли князя. Глава христианского сообщества был благодаря своей должности защитником и покровителем церкви, имел право назначать епископов и представлять римскому папе планы создания новых епископств. Это было нечто ощутимое, составная часть идеологии Карла Великого и Оттона, которой папство дало свое благословение. Система распространилась в Риме и империи в X веке, определенно с согласия Сильвестра II. Оттон, создав польского патриция, отказался от прав на польские земли на церемонии, в некоторых аспектах напоминающей византийскую практику. С целью придать содержание идее единого императора, представителя церкви и правителя всего христианского мира византийские императоры тоже даровали имперские титулы принцам варваров, заселившим земли, которые некогда принадлежали Римской империи.
Остается один важный момент, который озадачил многих германских и польских ученых: почему диоцез Позена – Познани не был отдан под юрисдикцию митрополита Гнезно? Доказывает ли это, что Познань всегда была и оставалась подчиненной Магдебургу? Или епископ Унгер выразил протест против перераспределения и отказался дать свое согласие на сокращение своего обширного диоцеза, который до того времени охватывал всю Польшу, и император был вынужден оставить диоцез Познани за пределами организации?
Протест, причем энергичный, со стороны германского епископа против посягательства на свои права и сокращение доходов не мог вызвать удивление. И поскольку это был не единственный пример, объяснение в общем всех устраивало. Его подтверждает и Титмар, который в своей хронике сетует, что император действовал без согласия местного епископа, и потому сомневается в законности нового института. Объяснение, хотя и правильное, не вполне увязывается с другим утверждением того же автора, который пишет, что Унгер по такому случаю присутствовал в Гнезно, принял императора с почтением и проводил в церковь, где находились мощи святого Адальберта.
Следует помнить, что в этом и других случаях Титмар был страстным поборником архиепископа Магдебурга. Ни один из них не мог примириться с идеей отдельной церковной организации для Гнезно. Еще меньше удовольствия им доставляло намерение императора проигнорировать их точку зрения и сделать беспрецедентный шаг – создать на востоке новую митрополию. Иными словами, оппозиция проекту шла с германской стороны, и Титмар был ее преданным и целеустремленным выразителем.
Будучи не в силах сокрушить оппозицию, император мог ее проигнорировать. И он решил поступить так, как поступил, – оставить Познань за пределами новой схемы, и Болеслав Великий согласился на этот компромисс. Его не устраивало подчинение Познани Магдебургу, и он был достаточно силен, чтобы этого не допустить. У императора оставался только один выход – предоставить Познани вести независимое существование, как миссионерское епископство, до лучших времен. Решение пришлось по вкусу епископу Унгеру, который был рад сохранить независимость, и Познань так никогда и не присоединилась к Магдебургу, несмотря на непрекращающиеся попытки с немецкой стороны.
