Поскольку в других примерах он высоко оценивает особую преданность Стефана Святой Деве, которую он выбрал святой покровительницей Венгрии, есть основания полагать, что первый венгерский монастырь был посвящен не только святому Мартину, но также в первую очередь Святой Деве. В Бржевнове было тоже несколько титулярных покровителей.
Утверждение о принадлежности монастыря славянской провинции тоже можно объяснить. Необходимо иметь в виду, что в 1001 году иерархия в Венгрии еще не установилась – именно это было целью посольства Анастасия. Поэтому монастырь не мог принадлежать венгерской провинции, ввиду отсутствия венгерской провинции, которой он мог принадлежать. Но так как он должен был относиться к какой-то церковной организации, существовал только один диоцез, который мог претендовать на какие-то права в Северной Венгрии, – Пражский. Нельзя забывать, что этот диоцез в дни Адальберта включал почти всю современную Словакию. Пражский епископ работал в этом районе, и он был единственным церковным чином, который мог организовать там монастырь. Пока в Венгрии не было религиозной иерархии, пражский епископ должен был управлять его жизнью. Тем более что его люди работали там и пользовались уважением. Но если Эстергом в то время еще относился к Богемии – а в этом нет ничего невозможного, – тогда проблема решается еще проще. Даже Радла-Анастасий мог в 1001 году назвать монастырь Святой Девы относящимся к славянской, то есть Богемско-Моравской провинции.
Теперь мы можем просуммировать все, что было сказано о первом венгерском архиепископе. Весьма вероятно, что он был наставником святого Адальберта по имени Радла, чехом или хорватом из Богемии, который фигурировал в венгерской истории под своим религиозным именем Анастасий-Астрик. Что касается других кандидатов на эту должность, представляется, что мы можем идентифицировать аббата Бржевнова Анастасия с Аскерикусом, священнослужителем из диоцеза Адальберта, который был с ним в Риме и упоминается Бруно Кверфуртским. Этот Анастасий стал аббатом первого польского монастыря и тоже был чехом или хорватом из Богемии.
Бруно упоминает об Аскерикусе только в связи с Адальбертом и его вторым пребыванием в Риме. Но в этой же главе он также возвращается к тому, что происходило во время первого пребывания Адальберта в Вечном городе. Хотя Канапариус утверждает, что два спутника Адальберта покинули его, узнав о намерении епископа стать монахом, и один из них мог быть Аскерикусом, он мог передумать и вернуться к хозяину, тем более что Бруно сообщает о его раскаянии.
Следует подчеркнуть один момент: идентификация Анастасия из документа Фарфы с послом Стефана позволяет нам провести более близкую аналогию между венгерским посольством и польским посольством, направленным в Рим Болеславом Великим. Иными словами, когда поляк отправил своего кандидата на должность архиепископа Гнезно в Рим, Стефан также послал в Рим своего претендента на должность архиепископа Венгерского. Разница заключалась в том, что венгерский кандидат не был посвящен в сан в Риме, как польский кандидат. Римская курия больше ломала себе голову над венгерским вопросом, чем над польским. Польское христианство являлось более зрелым, и епископ управлял страной уже много лет. Болеслав Великий был более деловым и практичным, его планы церковной реорганизации страны были продуманы до мельчайших деталей. Венгерское христианство было еще совсем молодым и могло себе позволить немного подождать. Римская курия тем временем могла послать епископов в качестве легатов, вместе с Ана-стасием, в Венгрию, чтобы выполнить необходимые действия по посвящению в сан, согласно желаниям короля Стефана.
Становление церковной иерархии было процессом постепенным и, очевидно, велось не вокруг Эстергома как его центра. В источниках упоминается, что Анастасий, епископ не Грана, а Венгрии, в 1006 году посетил синод во Франкфурте и в 1012 году присутствовал на освящении церкви в Бамберге. В 1036 году он упоминается биографом святого Эммерана Арнольдом, который встретил его после случая в Венгрии. Арнольд, посланный своим аббатом из Регенсбурга в Венгрию с неизвестной миссией, провел шесть недель с Анастасием в качестве гостя епископа. К сожалению, вместо того, чтобы поведать нам о жизни великодушного хозяина, монах подробно описывает посетившее его видение. Он сообщает лишь то, что во время пребывания в Венгрии сочинил несколько литургических призываний к святому Эммерану, которые впоследствии Анастасий со своими клириками пел в честь святого. Вполне возможно, первоначально центром епархии Анастасия был город Калокжа (Calocza) – об этом пишет в 1112–1116 годах епископ Хартвиг в легенде о святом Стефане, но это, возможно, более поздняя интерполяция. А Эстергом мог стать центром венгерского христианства только после того, как была покорена территория между Дунаем и Татрами, около 1010 года.
Можно предположить, что польский пример вдохновил Стефана Венгерского – ведь общение между Венгрией и Польшей в этот период было сравнительно частым – благодаря чешским миссионерам и ученикам святого Адальберта, работавшим в обеих странах. Неудивительно, что Стефан в 1000 году поручил своему человеку – Астрику (теперь, надеюсь, убедительно идентифицированному с Радлой) – мирные переговоры между Польшей и Венгрией. В этом случае Радла вполне мог поддаться своей антипатии к Пржемыслидам, которые тогда как раз старались договориться о союзе с Венгрией против Болеслава Великого.
Одно представляется определенным: первый архиепископ Венгрии был не только священником, приближенным к святому Адальберту. Он был уроженцем Богемии, возможно, чех или хорват из страны Славниковичей. Но что бы мы ни говорили об этой проблеме, нельзя не отметить участие пражского епископа в христианизации Венгрии. Адальберт и его чешские или хорватские священнослужители сыграли важную роль в окончательной ориентации Венгрии к западной цивилизации. Его работа в Венгрии дала мощный стимул развитию этой страны и помогла обозначить границу между западной и восточной цивилизацией на нижнем Дунае и в Трансильвании.
Вклад Богемии в духовный рост Польши и Венгрии в эти годы стал удивительным для многих. Чехи и славянизированные хорваты были в это время более цивилизованными, чем поляки и мадьяры, и честно выполняли свой долг по отношению к менее удачливым соседям. Мы находим их везде, готовыми передать своим прежним врагам общее христианское наследство. Это была великая задача, и их преданность ей избавила поляков и мадьяр от множества разочарований, которых было не избежать, если бы христианство пришло к ним прямо из Германии.
Чехи обязаны своим привилегированным положением принятию христианства не от германцев, а от Византии, и унаследованию ими греко-славянской культуры, основанной святыми Константином-Кириллом и Мефодием в Моравии. Это показывает, чего лишилась Европа, когда эта цивилизация погибла из-за отсутствия священнослужителей и контактов со своими истоками – Византией. Успехи этой цивилизации показывают, каких высот могла достичь Восточная и Центральная Европа, если бы эта культура оказалась в более благоприятных условиях для роста и экспансии.
Культурный прогресс стран, расположенных восточнее, населенных славянскими племенами, впоследствии ставших известными как русские и украинцы, которые жили под управлением Киевской Руси, сделал потери Европы еще более очевидными. Мы уже говорили, что амбиции Оттона I простирались за пределы Карпатских гор. Он желал насадить германский крест на плодородные равнины Украины, однако его планы были сорваны реакцией язычников Святослава, и епископ-миссионер, направленный Оттоном, едва успел унести ноги из Киева, спасая свою жизнь. Также следует помнить, что преемник Святослава, Ярополк, вступил в контакт с Оттоном, и русские послы присутствовали в 973 году в Кведлинбурге на императорском рейхстаге. Это важный факт, означавший, что правление Святослава не принесло полного разрыва отношений с западом. После этого перемены на германском троне, вероятно, в какой-то степени задержали развитие русско-германских отношений. Они же объясняют нехватку информации из первых рук с обеих сторон.
