Можно только сожалеть, что Генрих II был настолько незнаком с системой политической мысли Оттона III, потому что, несмотря на видимость, после смерти Оттона положение было не так неблагоприятно для развития императорской программы, как принято считать. Необходимо помнить, что после окончательного свержения Кресцентиев графы Туску-лумские стали самыми горячими сторонниками Renovatio. П.Э. Шрамм в своей книге о Renovatio указал, что, несмотря на неудачу Оттона в Риме, его идеи об обновленной Римской империи были в Риме не только живы, но даже очень популярны, особенно при графах Тускулумских. Два новых варианта списка римских судей, составленного в Риме около 870 года, должны датироваться не периодом правления Оттона III, а первой половиной XI века. Еще более значимый документ – Graphia Aurea Urbis Romae (Описания златого города Рима) – полный воспоминаний о старой Римской империи и вдохновленный Renovatio Оттона III, был написан в Риме не при императоре, а около 1030 года. Его влияние все еще ощущалось преемником Генриха II Конрадом II, первым императором, который выгравировал на своих печатях гордый девиз, позаимствованный у автора Graphia Libellus: Roma caput mundi tenet orbis frena rotundi (Рим, столица вселенной, держит бразды правления миром). Впервые в истории империи его скипетр был украшен фигурой орла, напомнившей о легионах, но возрожденной и предписанной Graphia. Интересно, что этот император, которому уж точно не была свойственна сентиментальность, попал под влияние чар образов, завораживавших его современников после правления Оттона III.
Генрих II тоже не избежал их влияния. Титмар, описывая коронацию Генриха, особое внимание уделил чувствам, которые в те дни внушал высокий пост императора, не слишком отличавшимся от чувств, некогда внушаемых и продвигаемых Оттоном III и Сильвестром II. Они считали, что император – представитель святого Петра, покровитель и заступник церкви. Аналогичные идеи присутствуют в некоторых грамотах Генриха. У нас еще будет возможность проанализировать другие современные свидетельства, показывающие, насколько глубоко имперская идея, с такой точностью сформулированная Оттоном III, укоренилась в умах людей века Генриха.
Все это демонстрирует, как неожиданный разрыв с традициями Оттона, произошедший из-за инертности Генриха, поставил под угрозу имперские планы и помешал устойчивому развитию дружественных отношений между Imperium и Sacerdotium. От резкой смены имперской политики еще больше пострадали отношения между Германией и славянским востоком, в первую очередь с Польшей. К сожалению, нам приходится полагаться только на немецких авторов, Титмара и еще нескольких хронистов, для получения информации об этих отношениях. Отсутствие современных польских источников отнюдь не облегчает работу историка.
Мы сталкиваемся с этой трудностью при описании первого же контакта между Генрихом II и герцогом Болеславом Великим. Титмар сообщает, что поляк воспользовался преимуществом, которое дало ему убийство графа Эккехарда, чтобы занять с помощью славянского населения основную часть его владений, включая Лужицу, Мильско и Майсен, и это считается первым открытым противостоянием князя и империи. Но критики игнорируют факт, что Эккехард был самым опасным соперником Генриха, и его подавление помогло выборам и коронации баварского герцога. Удивительно читать в хронике Титмара, что поляк сумел успокоить тревогу саксонских графов на территории, которую он захватил, объявив, что он действовал с согласия баварского герцога и финальный статус их страны будет определен после избрания Генриха, согласно желаниям нового короля.
Это означает, что Болеслав Великий поддерживал кандидатуру герцога. Впрочем, это неудивительно, поскольку могущественный маркграф был ближайшим соседом Польши и, когда речь шла о Польше, создавал больше беспокойств, чем любой другой баварский герцог. Титмар повествует обо всех этих событиях с глубочайшим негодованием, но не может скрыть тот факт, что Болеслав Великий был одним из князей, которые приветствовали нового императора в Мерзебурге и что судьба страны, им оккупированной, действительно была решена императором. Болеславу Великому было позволено оставить себе Лужицу и Мильско, как императорскому вассалу, а Мейсен был отдан его родственнику Ганселину (Гунселину).
Сравнение всех современных источников указывает на твердое намерение польского князя сохранить дружеские отношения с империей после смерти Оттона III. Он продолжал считать себя союзником Германии и составной частью империи – так, как это представлял себе Оттон. Его интервенция против соперника Генриха была дружественным актом, рассчитанным на восстановление порядка в стране, мирное развитие которой было и в его интересах. Болеслав появился при дворе нового императора и поклялся ему в верности, но не как вассал, а как член христианской и Римской империи, желающий своим присутствием укрепить положение своего союзника и искренне надеющийся на то, что имперский статус его страны останется таким же, каким был при Оттоне III.
Но отношение Генриха, вероятно, стало для польского князя большим разочарованием. Как только Генрих II почувствовал, что его положение стало прочным, он стал проводить собственную линию. Генрих, маркграф Нордгау, которому было обещано баварское герцогство в обмен на поддержку имперских амбиций Генриха II, вероятно, первым понял, что новый император не торопится выполнять свои обещания. У Болеслава, судя по всему, создалось аналогичное впечатление после предварительных переговоров относительно обещанных территорий, хотя в его случае у императора хватило ума не относиться легкомысленно к требованиям Болеслава. Внешне все оставалось, как при Оттоне III, но у польского князя создалось впечатление, что новый император не понимает восточную политику Оттона.
После первых разочарований события, вероятно, не развивались так быстро, если бы не несчастливый случай. Покинув Мерзебург, маркграф Генрих и Болеслав попали в засаду, устроенную несколькими немецкими рыцарями, и сумели спастись только благодаря умелому владению мечом и помощи Бернхарда, саксонского герцога. Титмар, описывая этот инцидент, придал ему своеобразную окраску своими активными выступлениями против общественного мнения, обвинявшего в этом нападении короля. Некоторых германских рыцарей не надо было уговаривать: они были уверены в получении высокой награды в случае успеха, потому что тогда король испытает большое облегчение.
Однако ничего особенного не произошло, за исключением того, что Болеслав окончательно разуверился в новом императоре и зарекся верить его предложениям и обещаниям. Правильно или нет, но он воспринял инцидент как доказательство нечестности императора и отказа от политической линии Оттона III. Последствия оказались катастрофическими. Еще не добравшись до дома, Болеслав начал враждебные действия против короля, желая подорвать его влияние. Отношения с империей, точнее, с одним конкретным правителем империи были разорваны.
Сначала судьба благоприятствовала Болеславу. В то время как его отношения с Генрихом II окончательно испортились и сам он оказался свободным от обязательств перед королем и императором, ситуация в Богемии созрела для польской интервенции. Час, которого терпеливо ждал его отец и приближение которого ускорило завоевание Кракова и Силезии, должен был вот-вот пробить, положив начало новой эре. Ее основной чертой станет союз государства Пржемыслидов с Польшей при главенствующем положении великого Пяста.
