Потребовав, чтобы король проявил милосердие и помнил, что доброта может сделать больше, чем сила, Бруно продолжил:
«Два великих бедствия выпали на долю новой церкви, которую Бог и воин Петр начали строить среди язычников. Первое заключается в том, что князь Болеслав, который пожелал оказать мне духовную и материальную помощь для обращения пруссов и решил не жалеть средств для достижения цели, теперь не может уделять время и ресурсы на проповедование Евангелия из-за войны, навязанной ему мудрым королем. Второе же – то, что, пока велеты остаются язычниками и поклоняются своим божествам, Бог не может вселить в сердце короля желание бороться с язычниками во славу христианства, насильственно обратив их в покорность, как требует Евангелие. Разве не почетнее и благотворнее для вас способствовать росту церкви, стремиться к крещению язычников, тем самым заслужив в глазах Бога титул апостола, и оставить в мире христианского князя, предлагающего вам помощь?
Но корень зла в том, что король не верит Болеславу, а тот, в свою очередь, не испытывает доверия к разозленному королю. После святых императоров Константина Великого и Карла – они оба являлись образцами добродетели – можно найти того, кто станет преследовать христиан, но едва ли найдется тот, кто пожелает обращать язычников. Поэтому, о король, если вы дадите мир христианам и предоставите им время, чтобы покорить язычников и обратить их в христианство, это вам зачтется на Страшном суде… У короля нет причин опасаться, что религиозный человек (то есть Болеслав) когда-нибудь вступит в союз с язычниками по какому-либо поводу. Только не стоит ждать невозможного. В то же самое время Болеслав дает вам, как того желает король, любую гарантию, что никогда его не покинет, и всегда будет благочестиво помогать в обращении язычников, и обещает свою преданную службу в любых делах. Подумайте о выгодах ваших совместных действий в защиту христианства и обращении язычников, если как князь Мешко I и покойный император, так и его сын Болеслав и вы, наш король, последняя надежда мира, будете жить в согласии».
Это красноречивое письмо наглядно показывает, как глубоко идеалы Оттона проникли в сердца современников Генриха и на них опирался даже польский князь Болеслав. Это же письмо показывает, что князь ни за что не испортил бы отношения с императором, если бы не отступление Генриха II от идеалов его предшественника. Если бы он проявил больше приверженности идеалам, судьба Центральной и Восточной Европы могла бы стать иной и лучшие умы того времени оказались бы на стороне германского императора.
Далее мы увидим, что политика сотрудничества с Польшей в деле обращения велетов имела множество последователей, даже за пределами реформаторских кругов, а также среди служителей церкви и знати, не исключая Саксонию.
Военные действия между поляками и императором возобновились в 1007 году. Известно, что Болеслав использовал политическое оружие – попытался отделить весь славянский мир от Германии Генриха II и подкупить некоторые менее важные племена. Он почти добился успеха с чешским князем Яромиром. Тот хорошо помнил, что борьба между Богемией и Польшей, по сути, есть вражда между двумя династиями и при этом его положение менее безопасно, чем у поляка, и не верил Болеславу. Мы также должны помнить, что Яромир был оскоплен своим братом Болеславом III, а его второй брат Ольдржих не имел законных наследников. Это оставляло открытой дорогу к объединению Богемии и Польши под властью Пястов.
Велеты не доверяли Болеславу даже больше, чем чехи. В тот момент союз с империей устраивал их намного больше. Согласно Титмару, ситуация была раскрыта Генриху II специальными послами велетов и чехов. Оказавшись перед лицом нового вторжения, Болеслав мог дать только один ответ – нанести быстрый удар по славянским землям вдоль Эльбы и вторично оккупировать Лужицу. Князю сопутствовал успех, а королю, особенно в 1010 году, – нет, а вторая экспедиция против Польши, намеченная на 1012 год, а потом отложенная на 1013 год, так и не состоялась, потому Болеслав, которому нужны были силы на западе для «общения» с Киевом, предложил перемирие. Генрих II принял его условия, оставил Болеславу всю территорию, которую тот отобрал у Германии, при условии, что это будет считаться фьефом империи.
Война с Польшей явно не пользовалась популярностью в Германии. От Титмара нам известно, что в 1012 году баварцы отправили посольство с подарками к Болеславу. По каким причинам это было сделано – неизвестно, но определенно не в соответствии с желаниями короля. Правда, чешский герцог Яромир, через территорию которого следовали баварцы, велел схватить их и убить. Это деяние, очевидно сделанное из желания угодить королю, обошлось ему дорого. Когда он был свергнут с трона младшим братом Ольдржихом и обратился за помощью к Германии, король, недовольный посягательством на его право судить граждан империи, равно как и тем, что так и не узнал цели посольства и его отправителей, задержал Яромира и поддержал захват богемского трона Ольдржихом. От того же Титмара нам известно, что племянник хрониста Вирингар (Wirinhar) и Эккехард, брат маркграфа Майсена Херримана (Германа), также открыли незаконные переговоры с польским князем.
Другой пример саксонских симпатий к Болеславу еще более показателен. Все еще придерживаясь старой идеи отрыва славян от Германии и включения их в свои владения путем дружественных переговоров, Болеслав в 1014 году послал своего сына Мешко к чешскому князю Ольдржиху, с предложением разорвать отношения с Германией и образовать союз с поляками против общих врагов, в первую очередь против Генриха II. Исполнению плана снова помешали династические проблемы. У Ольдржиха уже был взрослый сын от женщины, с которой он столкнулся в лесу во время одной из своих охот. Козьма с удовольствием повествовал об этом романе, хотя он и не согласуется с церковными законами, и способствовал его популярности в Богемии. Сентиментальные картинки – князь, очарованный красотой обычной прачки, стирающей белье, – легко находили отклик в сердцах жителей этой страны. Очевидно, их отношения впоследствии были как-то узаконены и положение династии укрепилось.
Ольдржих не только отверг предложения поляков, но даже тайно приказал своим рыцарям схватить сына польского князя, который должен был проезжать через его территорию. Это, конечно, был не рыцарский поступок, что, впрочем, не помешало императору потребовать пленника и удерживать его в качестве заложника, торгуясь с его отцом. Странно, но если верить хронике Титмара, саксонская знать, по наущению епископа Магдебурга, настояла на освобождении Мешко и его возвращении отцу. У императора выбора не было.
Инцидент важен, потому что Генрих изначально намеревался действовать иначе. Он даже хотел обещать чешскому князю помощь и поддержку, если поляк захочет отомстить за предательский захват сына и его выдачу германскому королю. Причем настойчивость саксонской знати, требовавшей освобождения Мешко, объяснялась вовсе не успокаивающим влиянием польских денег, как утверждает Титмар. Скорее она доказывает, что подавляющее большинство саксонских графов предпочитало мирное урегулирование с Польшей и желало ее сотрудничества в деле покорения и христианизации язычников велетов.
Исход войны, которая велась между Генрихом и Болеславом в 1015 году, должен был доказать, что архиепископ Геро и саксонская знать были воодушевлены и Германии было бы лучше строго придерживаться политики Оттона на востоке. Германская экспедиция была хорошо спланирована. Германцы, армия которых была усилена контингентами чехов и велетов, вторглись в Польшу тремя крупными колоннами. Основные силы, которыми командовал лично император, проникли вглубь страны далеко за Одер. Но Болеслав, снова подготовив глубоко эшелонированную оборону, позволил императору двигаться вперед, а сам сконцентрировал усилия на чехах и велетах. Благодаря искусному маневрированию ему удалось не допустить их соединения с Генрихом. Одновременно молниеносная атака из Моравии, которая все еще находилась в руках поляков, связала силы баварцев, не дав им объединиться с Генрихом. Все, что они смогли сделать, – это захватить добычу. Только чех Ольдржих мог похвастаться некоторыми успехами. Он напал на поляков в Моравии и взял некий укрепленный пункт – Титмар назвал его Бузинк (Businc).
