Так германское влияние и сила пустили корни на другом берегу Эльбы, только на этот раз речь шла о политическом влиянии и физической силе за счет свободы и независимости славян. Это был конец идеалов Оттона об экспансии и сотрудничестве. Старая идея о священном долге императора обращать язычников, судя по всему, была забыта, потому что Конрад никогда не придавал христианизации покоренных им племен особого значения. Лишь однажды, как сказано в биографии императора, написанной Виппо, он сделал попытку поднять престиж христианской веры в глазах язычников, да и то весьма своеобразно. Конраду сообщили, что в ходе кампании среди велетов некоторые язычники завладели распятиями и, чтобы продемонстрировать свою ненависть к германскому Богу, стали относиться к символу как к живому существу, подвергая его жестокому обращению – выкалывали глаза, били, рубили на куски. Чтобы отомстить за такое оскорбление, Конрад приказал подвергнуть точно такому же обращению ряд пленных велетов. Виппо счел это высшим доказательством благочестия императора и всячески хвалил его за праведную месть.
Дальше этого религиозное рвение императора не зашло. Даже среди сорбов (сербов), которые после смерти Мешко II оказались в полной зависимости от империи, христианство потерпело досадную неудачу. Роль Магдебурга, как миссионерского центра для востока, подошла к концу, и его церковное влияние на Польшу осталось в далеком прошлом. После смерти Унгера в 1012 году епископы не смогли заполучить даже Познань под свою юрисдикцию. В прошлом остались и идеалы Бруно и его сподвижников, а новые центры в Риме и Равенне, созданные для обучения миссионеров для работы на славянском востоке, оказались закрыты. Новый факт испортил отношения между империей и славянским востоком – дух господства и подчинения (любой ценой, даже кровавой) Германии.
Если кто-то из славян того времени и мог остановить колесо судьбы, которое направляло славян к полному подчинению Германии, и повернуть его в другую сторону, то лишь молодой чешский князь Бржетислав. Он проявил себя достойным человеком, бесстрашным и предприимчивым. Он твердо взял бразды правления в свои руки и вскоре стал абсолютным хозяином в Богемии и Моравии. Колебания и политическая слабость остались в прошлом, и путь для экспансии был открыт. В тот момент Польша снова оказалась в тяжелом положении. Сын Мешко II и его мать-немка были изгнаны из страны – такой оказалась национальная реакция на их откровенную прогерманскую политику. Из политической сферы мятеж распространился на культурную и религиозную. Языческие элементы выступили против навязанных им христианских институтов, и в стране начался период полной анархии. В это время – в 1038 году – император был слишком занят в итальянской экспедиции, чтобы вмешаться. Стефан I Венгерский в этом же году умер, и в его стране ситуация была не намного лучше, чем в Польше.
Именно в это время вторая польская митрополия – Сандомирская, если она вообще когда-то существовала, и подчиненные ей епископства прекратили свое существование. Языческая реакция была самой сильной на востоке и севере Польши, которые были только частично христианизированы, и воцарившийся там хаос был настолько велик, что Казимир Восстановитель, который восстанавливал порядок в этих регионах, счел бесполезным возрождать епископства и позволил диоцезам Гнезно и Кракова осуществлять юрисдикцию над этими регионами.
Бржетислав не мог упустить возможность расширения. Он собрал армию, пригрозив солдатам, которые откажутся к нему присоединиться, виселицей, но угроза была излишней. Чехи всегда были готовы драться, особенно если в перспективе ожидалась богатая добыча. Осенью 1038 года чешская армия двинулась к польской границе. Судя по длинному и оживленному рассказу, оставленному Козьмой, экспедиция, должно быть, всколыхнула весь народ. Бржетислав сначала вторгся в Силезию и дошел до Кракова, который был полностью разрушен, но там оказалось достаточно сокровищ, чтобы вознаградить его людей.
Из Кракова чехи направились к столице Польши, Гнезно, где покоились мощи святого Адальберта. Они не встретили сопротивления, поскольку население в ужасе бежало. Жители города Геч, охваченные паникой, даже попросили князя устроить их в Богемии. Познань была захвачена со всеми сокровищами, а Гнезно, хотя город был хорошо укреплен, остался без прикрытия и был занят. Козьма эмоционально повествует, как чешские солдаты бросали добычу, желая первыми успеть поцеловать место, где был похоронен великий святой.
Только вмешательство епископа Севера не позволило солдатам выкопать тело святого и унести. С бесконечным тактом он убедил паству соблюсти трехдневный пост, после чего святой Адальберт явился, разумеется ночью, к его преемнику и дал согласие на перенос своего тела из Гнезно в Прагу, при условии, что чехи дадут торжественное обещание избегать великих грехов, которые вынудили Адальберта покинуть Богемию. Бржетислав и епископ объявили новость собравшимся, и все поклялись, что впредь будут жить согласно заповедям святого.
Грехи, которых следовало избегать, перечислены Козьмой отдельно вместе с наказаниями за них – интересный перечень, дающий представление о моральных стандартах того времени. Первые три предписания были направлены на искоренение грехов, нарушающих святость брака. Всех многоженцев следовало продать в рабство, причем не в Богемию, а в Венгрию. Также запрещалось убивать невинных людей. Самым непопулярным предписанием, вероятно, явился запрет открывать новые питейные заведения и наказания пьяницам. Также подчеркивался воскресный отдых и запрет на захоронения в частном секторе. В этом князь поддержал епископов и пригрозил всем нарушителям короткой расправой. Только когда вся армия дала обещание уважать желания святого, епископы и духовенство открыли его гроб. Вместе с останками святого чехи унесли мощи первого польского архиепископа Радима-Гауденция и пяти братьев, принявших смерть тридцатью годами ранее и глубоко почитавшихся.
К концу августа 1039 года Бржетислав и его победоносная армия с триумфом вошла в Прагу, и перед глазами восхищенного населения предстали все сокровища, которые они забрали в Польше, среди которых был золотой крест, поставленный Болеславом Великим над могилой Адальберта. Его с большим трудом сумели поднять двенадцать священников, так как щедрый поляк выделил для этой цели золото, в три раза превышающее его собственный вес, а мы знаем, что Болеслав худобой не страдал.
Успех Бржетислава был воистину велик, и многие историки объявили его духовным преемником Болеслава Великого, который всю жизнь стремился создать славянское государство на границе с Германией. По их оценке, это была новая попытка объединить Польшу и Богемию под властью одного суверена и основать чешско-польское государство, достаточно жизнеспособное, чтобы впоследствии развиться в великую центральноевропейскую и восточноевропейскую державу. Существуют разные аспекты, придающие вес этой теории и объясняющие единство мнений. Мы можем согласиться с ней, внеся некоторые изменения в мотивы, которыми руководствовался Бржетислав. Его, вероятнее всего, вдохновил пример не Болеслава Великого Польского, а его предка Болеслава I. Убеждение, что Богемия и ее правители были законными наследниками Моравской империи, пережило крах при преемниках Болеслава I и снова возродилось при Бржетиславе. Это и подтолкнуло его в первую очередь к попытке завоевать Моравию и Словакию. В Польше его первой целью была Силезия и регион Кракова – они были опорой могущества Моравии в прошлом. Его кампания против Гнезно больше напоминала набег, имевший целью захват мощей святого Адальберта. Маловероятно, что он хотел, по крайней мере в тот момент, оккупировать всю Польшу. Следуя традициям Великой Моравии, которая также аннексировала Белую Сербию (современную Саксонию), Пржемыслидов всегда больше интересовала экспансия в северном направлении.
