Введение вооруженного резерва было в то время новизной, изобретенной ГМШ ради экономии. Суда стояли в портах, их личный состав получал значительно уменьшенное жалованье, не расходовалось на походы угля. Маневрирование и артиллерийская стрельба вычеркивались на это время из жизни команды, и суда пребывали в сонном состоянии.
Далее наместник говорил, что главным фактором в морской войне является нанесение неприятелю первого удара. Если мы этого не сделаем сами и будем выжидать его со стороны японцев, то война может перекинуться на сушу и быть весьма длительной и требующей многочисленных жертв и потерь, из-за нашей одноколейной Сибирской железной дороги, провозоспособность которой ничтожна.
Высказав это, наместник смолк. Через некоторое время он, перейдя из-за присутствия лакеев на французский язык, сказал:
– Вы понимаете, барон, причину вашего срочного вызова мною, и я должен вас предупредить, что я даже допускаю возможность вашего невозвращения в Японию. Упомянутый мною «первый удар» должен быть нанесен нами.
Барон Розен, как старый дипломат, хладнокровно воспринял эти слова и лишь прибавил, что война, конечно, неминуема.
Далее наместник начал развивать свою мысль о начале военных действий: наш флот должен был на следующий день выйти к берегам восточной Кореи, миноносцы произвести минную атаку на суда японского флота и затем соединиться с флотом в Мозампо.
Завтрак подходил к концу. Вставая, наместник обратился ко мне:
– Сделайте распоряжение о немедленном прекращении маневров. Судам вернуться в Порт-Артур и приготовиться к окраске в боевой цвет.
Через некоторое время я был вызван наместником в кабинет и в присутствии барона Розена получил от него для зашифровки текст телеграммы государю. Содержание ее было о желательности немедленного объявления войны, дабы предупредить таковое со стороны Японии.
В срочных случаях ответы на телеграммы получались через четыре часа, но прошло уже десять часов, а ответа всё не было. Наместник нервничал, неоднократно вызывая меня, прося запросить дипломатическую канцелярию об ответе. Наконец, около четырех часов утра Плансон принес расшифрованную телеграмму для доклада.
Телеграмма была подписана главноначальствующим по делам наместничества контр-адмиралом Абазой. Смысл ее был таков, что государь император не допускает возможности великой России объявлять войну маленькой Японии, а наместник вызывался в Петербург для личного доклада государю. Прочтя депешу, адмирал Алексеев приказал мне передать распоряжение о продолжении прерванных маневров и тут же передал телеграмму государю о невозможность в столь тревожное время покидать ему Дальний Восток.
До января наместник неоднократно вызывался в Санкт-Петербург. Был прислан за ним специальный поезд, но он каждый раз отклонял выезд из-за угрозы войны. Двенадцатого января 1904 года наместником не были получены обыденные ежедневные депеши от наших посланников в Токио, Пекине и Сеуле. На запрос дипломатической канцелярии о причинах этого был от всех трех представителей получен одинаковый ответ, что им предписано сноситься непосредственно с Санкт-Петербургом.
В тот же день наместник подал государю прошение об отставке и о снятии с себя ответственности за возможные последствия. Ответа на это прошение до начала военных действий получено не было.
Министр иностранных дел граф Ламсдорф, не подозревая об отнятии от наместника права переговоров с дальневосточными посланниками, выпустил в первые дни войны «Красную книгу», в которой сваливал всю вину за происшедшее на адмирала Алексеева. Книга, выпущенная и разосланная в количестве пятидесяти экземпляров, была по Высочайшему повелению у всех получивших ее отобрана и уничтожена.
Оказалось, что с 12 января переговоры с посланниками велись контр-адмиралом Абазой. Таким образом, к началу военных действий наместник Алексеев не был в курсе дипломатических переговоров. Кончилось все это 26 января 1904 года…
Шестого апреля 1903 года Евгений Иванович Алексеев был произведен в полные адмиралы с оставлением в звании генерал-адъютанта, а 30 июля назначен наместником Его Императорского Величества на Дальнем Востоке. На этом посту Алексеева (впрочем, сам адмирал в официальных документах неоднократно высказывался против учреждения там наместничества и просил, в случае, если таковое будет учреждено, отозвать его с Дальнего Востока) застала в 1904 году Русско-японская война. В начале ее ему пришлось играть роль страдательную: общественное мнение России, не подготовленное к войне правящими сферами, возложило на него ответственность не только за ее возникновение, но и за нашу неподготовленность к ней. А в качестве Главнокомандующего он был лишен всей полноты власти в руководстве военными операциями, вследствие назначения ему «самостоятельного помощника» генерала Куропаткина, занимавшего до тех пор пост военного министра.
В июле 1903 года японское правительство обратилось к русскому с предложением пересмотреть существующие договоры России, как с Японией, так с Китаем и Кореей, и представило проект их изменений, направленный к созданию полного господства Японии в Корее и к вытеснению России не только из этой страны, но и из Маньчжурии. Алексееву, по высочайшему повелению, поручено было, совместно с нашим посланником в Токио, рассмотреть его и составить проект ответных предложений для представления таковых на высочайшее благовоззрение.
Выполняя это поручение, Алексеев исходил из следующих оснований: не допускать вмешательства Японии в маньчжурские дела, обеспечить свободу плавания русских судов вдоль всех корейских берегов, воспрепятствовать образованию из корейской территории стратегической базы для враждебных действий Японии, во всем же остальном предоставить ей широкие права в Корее.
Составленный на этих основаниях ответ нашего правительства, как известно, не удовлетворил Японию. В октябре 1903 года она представила второй проект соглашения, рассмотрение которого, по высочайшему повелению, опять было поручено Алексееву, с указанием установить примирительную формулу, «отнюдь не отказываясь от основных наших требований».
Пятого ноября 1903 года он представил графу Ламсдорфу второй проект соглашения, указав, что «необходимо теперь же ответственно остановиться на последствиях, которые могут произойти в случае отказа Японии принять наш проект».
Основываясь на энергичной деятельности Японии в Пекине и Сеуле, направленной против России при сочувствии и поддержке Англии и Америки, а также принимая в расчет непрекращающиеся приготовления Японии к усилению ее боевой готовности, Алексеев предположил, что непринятие Токио наших предложений может сопровождаться не только занятием Кореи, как предполагалось прежде. Нам следовало быть готовыми и к жесткому обращению японцев по маньчжурскому вопросу в согласии с Китаем. Ввиду возможности такого исхода переговоров он предлагал замедлить передачу нашего проекта, «дабы иметь время привести в исполнение некоторые начатые мероприятия, направленные к усилению нашего военного положения на Дальнем Востоке, что, в свою очередь, окажет влияние на японскую притязательность».
