У Кристины загорелись глаза: выходит, мама все-таки что-то им привезла.
– Ах, это, – вздохнула мама. – Знаете ли, ваша тетушка Эмили затащила меня на небольшой аукцион в пользу… в пользу… короче говоря, в пользу тех, кто нуждается еще больше нас. И я купила там вот это. – Она надорвала сверток, и на свет показался угол резной позолоченной рамы. – Мне повезло, все вместе обошлось по цене одной рамы. А теперь, девочки, пожалуйста, оставьте меня. До ужина мне надо переделать кучу дел, а еще я обязательно должна вздремнуть. Разговоры об экономии ужасно утомляют.
Когда мама ушла к себе, Кристина сжала кулаки, топнула ногой и сквозь зубы посетовала на материнскую бесхарактерность:
– Как она могла потратить наши деньги на такую дрянь? Она ведь даже не помнит, для кого собирали деньги на аукционе. Наши деньги запросто могли попасть в руки к кошмарным людям, которые бедные только из-за того, что не хотят работать. Отец Пенелопы говорит, что подобными субъектами Лондон прямо-таки кишит.
Ева громко цокнула языком и покачала головой.
– Как тебе не стыдно, – упрекнула она. – Ваша мама очень добрая.
– Кто ты такая, чтобы делать мне замечания, – огрызнулась Кристина. – Тебе, наверно, весело думать, что нам суждено обнищать.
– Ты не знаешь, что такое быть бедным, – сказала Ева.
Кристина уже открыла рот, чтобы поставить прислугу на место, но Агнес ее перебила:
– Отстань от Евы, Крис. Она не виновата, что мама не купила нам подарков.
Тут в прихожей снова появилась их мама, причем с таким многозначительным видом, что Кристина решила, будто она все слышала. Мама взяла раму и освободила ее от бумаги.
Оказалось, что в позолоченную раму был вставлен портрет, сделанный давным-давно в каком-то фотоателье. На нем была запечатлена темноволосая девочка приблизительно Кристининых лет с улыбкой Моны Лизы на губах. Какой черт дернул маму приобрести этот шедевр?
– Ева, не будете ли вы так любезны? – сказала мама. – Не повесите ли эту штуку вместо вон той тоскливой акварели?
Кристина помнила, что «вон ту тоскливую акварель» мама купила в прошлом году на таком же непонятном аукционе.
– Разумеется, мадам.
– Благодарю вас, Ева.
С этими словами мама ушла наконец вздремнуть. Ева сняла со стены акварель, повесила на ее место фотографию и, покончив с этим делом, удалилась на кухню. Агнес сказала, что ей надо дописать письмо бабушке, и поднялась на второй этаж.
Кристина осталась в холле одна, переполняемая ненавистью ко всем домашним. Вдруг где-то рядом с ней послышался шепот. Она осмотрелась. Никого. Но потом сообразила, что шепот исходил от фотографии в позолоченной раме.
– Я здесь, – довольно внятно произнесла она.
У Кристины замерло сердце. Она в ужасе попятилась и пребольно ударилась о стол. Девочка на фотографии усмехнулась.
– Не надо меня бояться, – сказала она.
– Т-т-ты кто? – еле выговорила Кристина.
– Я буду твоей подругой, – ответила девочка. – Если ты не против.
– Моей подругой? – нахмурилась Кристина. – Как это? Ведь ты – просто фотография, а я или сплю, или у меня жар. – Она пощупала ладонью лоб.
Девочка на фотографии снова усмехнулась.
– Я могу исполнить три твоих желания, – сказала она. – Тебе же наверняка чего-нибудь хочется.
– Нет, я точно сплю, – пробормотала Кристина и ущипнула себя, чтобы проснуться.
– Чем это ты здесь занимаешься? – раздался голос у нее за спиной.
Кристина вздрогнула от неожиданности. Это была Ева. Девочка в раме превратилась обратно в обычный фотографический портрет.
– Ничем я не занимаюсь, – огрызнулась Кристина. – И вообще это не твое дело. Я у себя дома.
– А я думала, это дом вашей матери, – с улыбкой сказала Ева и вернулась в кухню.
– Ну так что? – спросила девочка на фотографии. – Хочется тебе чего-нибудь или как?
– Мне хочется, чтобы эта глупая Ева навсегда от меня отвязалась!
Едва Кристина произнесла эти слова, ее охватило очень странное ощущение: оно было похоже на то, как если бы вдруг изменилось давление воздуха. У нее закружилась голова, и все поплыло перед глазами; чтобы не упасть, ей пришлось ухватиться за перила лестницы, ведущей на второй этаж. Она несколько раз моргнула, чтобы вернуть четкость зрению, и посмотрела на фотографию. Девочка не двигалась. Кристина щелкнула пальцами у нее перед лицом, но та не шелохнулась.
Кристина нервно засмеялась. Может быть, она и вправду чем-то больна. Ведь могла же вся эта чушь просто привидеться ей в бреду? Она тряхнула головой и снова попробовала проморгаться. Свалить все на шутку собственного разума Кристине было намного легче, чем поверить, что с ней на самом деле разговаривала фотография. При мысли об этом на нее напал истерический смех.
Несколько дней спустя вся семья сидела за ужином, когда вдруг в дверь позвонили. Девочки удивленно переглянулись. В такой час гостей у них никогда не бывало.
– Кто бы это мог быть? – Миссис Уэбстер с озабоченным видом встала и нервно смяла салфетку.
Им было слышно, как Ева открыла дверь, потом до них донеслись приглушенные голоса. Миссис Уэбстер решительно вышла из столовой, девочки обменялись изумленными взглядами и поспешили за ней.
Ева была вся в слезах. На пороге распахнутой входной двери стояли два сурового вида джентльмена в темных плащах, а позади них – полисмен в форме.
– Что, ради всего святого, тут происходит? – спросила миссис Уэбстер. – Как это понимать? Ева? В чем дело?
– Боюсь, мадам, мисс Любанова должна пойти с нами, – сказал один из суровых джентльменов.
Кристина не сразу поняла, что речь идет о Еве.
– Пойти с вами? – переспросила миссис Уэбстер. – Но с какой стати? Я категорически возражаю…
– Прошу, не надо, – взмолилась Ева. – Я пойду с ними. Вы были так добры ко мне, мадам. Не хочу, чтобы из-за меня у вас были неприятности.
– Мадам, она все правильно говорит, – поддержал служанку второй джентльмен. – У нее не в порядке бумаги. Вы ей ничем не поможете, а только причините себе лишние хлопоты.
– Ева! – воскликнула Агнес и бросилась ей в объятия.
Ева уже перестала плакать. Она крепко обняла Агнес и бросила гневный взгляд на Кристину.
– Мадам, – сказала служанка. – Пожалуйста, не пытайтесь мне помочь. Позаботьтесь лучше о себе и о детях.
– Бедная моя девочка. – Миссис Уэбстер горячо обняла Еву.
Через несколько секунд суровые джентльмены уже вели девушку в поджидавший у тротуара экипаж.
Когда они ушли, мама поднялась наверх утешить Агнес, а Кристина притаилась за дверью гостиной, собираясь с духом, чтобы оказаться один на один с фотографией в позолоченной раме.
