– Я придумал обвинить в кражах одного из воспитанников. И, следуя какой-то извращенной логике, решил, что им будет… Уильям. Единственный, к кому я испытывал добрые чувства. Почему я так решил, мне самому по сей день непонятно.
– У вас получилось свалить на него вину? – я сам удивился, насколько сурово прозвучал мой голос.
– Да, – мрачно ответил он. – Мальчики с радостью мне поверили. Уильям явился ко мне и умолял объяснить им, что он ни в чем не виноват. Я обещал сделать все, что в моих силах, но, разумеется, ничего не предпринял. – Дядюшка Монтегю смотрел мне прямо в глаза, его лицо при этом походило на вырезанную из дерева маску. – Его сильно избили. Родители требовали что-нибудь сделать с вором. Я написал опекунам Уильяма из Сити, объяснил им ситуацию и с превеликим сожалением попросил их перевести мальчика в другую школу.
– И что с ним было потом?
Дядюшка Монтегю вздохнул. Дети приблизились к нам еще на пару дюймов.
– Когда его избили во второй раз, он снова пришел ко мне в кабинет. Он был в отчаянии, все лицо в кровоподтеках. У меня разрывалось сердце оттого, что я видел его в таком состоянии и знал: все это из-за меня. Но вместо того чтобы вмешаться и положить конец его страданиям, я отослал его прочь. И сказал, что испытания надо встречать по-мужски.
– И что потом? – я заранее опасался ответа.
Дядюшка молчал. Лица всех сумрачных фигур повернулись к нему, словно бы побуждая его ответить.
– Что было потом? – я повторил вопрос.
– Он покончил с собой.
От ужаса у меня перехватило дыхание.
– Да! Он покончил с собой, доведенный до отчаяния моими подлостью и ложью. О моей причастности к его гибели никто не узнал, но самого по себе известия о самоубийстве было достаточно для того, чтобы родители начали забирать детей из моей школы. Скоро в ней осталось лишь несколько самых нелюбимых семьями мальчиков; на приток новых учеников надеяться не приходилось.
Смерть несчастного Уильяма, конечно же, глубоко меня потрясла, но я и представить не мог, насколько она изменит мою жизнь. Первопричиной всех затруднений и бед стали для меня азартные игры, но отказаться от них было выше моих сил. Поэтому я решил отдаться на волю случая и предоставить ему решить мою судьбу. Я дал клятву: если Фортуна дарует мне выигрыш, я посвящу свою жизнь детям бедняков из окрестных деревень, а если проиграю – сдамся властям и понесу наказание за совершенные мной злодеяния.
Я нашел свисток, который носил на шее в более счастливые времена. Я свистел в него, созывая мальчиков во время наших частых походов и экскурсий к историческим достопримечательностям. Много лет я его не использовал, а теперь положил в карман в качестве талисмана. Игроки, Эдгар, так же суеверны, как моряки.
Собрав все рассованные по укромным местам деньги, я отправился в один клуб с весьма сомнительной репутацией, чтобы в последний раз предаться игре.
Подойдя к клубу и уже собираясь подняться по ведущим в него скупо освещенным ступеням, я краем глаза заметил стайку бедно одетых детей, жавшихся в тени на другой стороне улицы. При виде этих оборванцев мне следовало напомнить себе, с какой целью я иду в клуб, но к этому времени я уже и думать забыл о недавно принесенной клятве.
К моему великому удивлению, удача в этот раз была всецело на моей стороне. Я не проиграл ни одной ставки. Остальные один за одним вступали в игру и, продувшись, из нее выходили, а денег в банке тем временем все прибавлялось и прибавлялось. Посмотреть на мою игру собрались чуть ли не все посетители. Такого громадного выигрыша, как в тот вечер, у меня не было ни разу в жизни. Выйдя из клуба с карманами, которые едва не трещали от банкнот и долговых расписок, я поискал глазами детей, но их нигде не было видно. Тогда я достал из кармана свисток и запечатлел на нем благодарный поцелуй. Потом подозвал кэб, поехал в гостиницу «Савой», там переночевал, а на следующий день вернулся домой.
Нечего и говорить, что карты я не бросил, как не бросил бы на моем месте ни один игрок. Часть выигрыша я потратил, чтобы приодеться, и снова попытал счастья – на сей раз в более респектабельном клубе в окрестностях Пикадилли.
И снова, едва я расплатился с кэбменом и коснулся тротуара тростью с серебряным набалдашником, мне на глаза попалась кучка детей, стоявших поодаль в тени. Это странное совпадение я принял за добрый знак.
И действительно, я опять выиграл очень много. Собственно говоря, с тех пор я срывал банк каждый раз, когда делал ставку за карточным столом. Из-за постоянных выигрышей меня заподозрили в шулерстве, и, хотя при случае я бы им не побрезговал, происходящее все же больше походило на полосу невероятнейшего везения. Тем не менее в клубы меня пускать перестали. На жульничестве меня, разумеется, так никто и не поймал, но хватило и страха, что я разорю их владельцев.
С игрой, таким образом, мне пришлось покончить. Часть выигранных денег я вложил в коммерческие предприятия, и скоро оказалось, что в коммерции мне сопутствует та же удача, что и за карточным столом. Я неизменно оказывался в выигрыше. Очень скоро я нажил сказочное богатство и, надо признать, был крайне этому рад. Теперь бы мне и исполнить данное себе обещание – заняться благотворительностью и взять на обучение обделенных судьбой детей из окрестных деревень. Но ничего подобного я делать не стал.
Вместо этого я закрыл школу, а немногих остававшихся учеников отослал по домам. Освободив дом от детей, я превратил его в роскошный особняк, каковым он и был в старые времена. Тут-то обо мне и вспомнил один родственник – племянник, который жил неподалеку и по чистому совпадению проявил ко мне интерес именно тогда, когда я разбогател.
– Это был мой отец? – спросил я.
– Твой отец? Нет, скорее, твой дедушка. Впрочем, это было так давно, что я могу ошибаться. В тонкости семейных отношений я никогда не вникал.
– Но это же значит, что вы… – начал я.
– На самом деле очень старый, – продолжил за меня дядюшка Монтегю. – Да. Этот дом, Эдгар, в некотором роде поддерживает во мне жизнь. – У него на лице промелькнуло очень странное выражение. – Но тогда я еще этого не понимал. Пребывал в счастливом неведении. Был настолько богат, что о таких вещах просто не задумывался. И имел возможность делать все, что заблагорассудится. Во всяком случае, так мне казалось.
– В каком смысле, сэр?
– Как-то раз, Эдгар, – сказал дядюшка Монтегю, – стоя рядом со своим домом – а его тогда окружали прекрасные сады, – я обнаружил в кармане старый свисток, мой счастливый талисман игрока. При виде его я почувствовал легкий укол совести из-за невыполненного обещания, но ощущение это почти сразу пропало.
Охваченный внезапным желанием снова услышать радостную трель, я поднес свисток к губам и дунул. Но ничего не услышал. Сначала я решил, что он испорчен, но потом пришел к выводу, что он не сломался, а несколько изменился – стал чем-то вроде тех специальных свистков, что слышны только собакам. И хотя звука мне слышно не было, я, когда подул в него, явственно почувствовал, как в воздухе распространяется какая-то вибрация. Небо затянули облака, повеяло холодом. Я поежился – и не только от холода…
