– Это от Джойс? – Айла скептически оценила содержание бутылки, но за последние дни на неё навалилось слишком много, чтобы привередничать, и она залпом выпила половину.
– Эй, ты полегче. – Доминик придержал её руку. – Здесь всё-таки двадцать пять процентов алкоголя. Да, это от Джойс. Она всегда проносит мне сигареты и что-то такое.
– Действует поперёк слова матери? Разве это пиво не сделает вашу кровь непригодной для исследований на несколько дней?
– Сделает.
– Мне казалось, ваши тесты направлены в том числе и на помощь самой Джойс.
– Направлены.
– Тогда зачем она сама себе вредит?
– Она называет это выбором.
Несмотря на непозволительный для пива вкус яблочного сидра с примесью хмеля, оно довольно быстро ударило в голову. Надо было послушать Доминика и не пить так быстро.
– Что? Плохо тебе? – Капрал протянул подопечной бутылку воды, глядя, как она начала быстро стягивать с себя тёплую куртку и обмахиваться платком.
– Нет, мне нормально.
– Вижу. Пей-пей, это вода, а это отдай. – Он забрал у неё почти пустую бутылку.
Она сделала несколько жадных глотков.
– И подыши. Вот так – вдох-выдох, вот. Голову не опускай – так тебя затошнит. Да, ньети Адлер, слабенькая вы пока для напитков крепче кефира.
Айла оскорблённо нахмурилась.
– Вот и нет. – Она снова потянулась за отнятой бутылкой, но Доминик успел отставить её подальше и сунул ей в руку початую бутылку воды. – Пей-пей, прочищайся. Это приказ. Ещё не хватало возвратить тебя в казарму бездыханной.
Какое-то время они сидели в тишине, слушая, как далеко впереди, среди полоски белых фонарей Пояса Отчуждения, на котором сейчас несли вахту военные «Треангула», тихо постреливают автоматы одной из башен. Хотелось надеяться, что стреляли они по крысам, а не по смельчакам без мозгов, которые решили перебраться через Стену во тьме.
На фоне Пояса едва заметно поблескивали в отражённом свете луны побитые стеклянные рога некогда знаменитой высотки, которую в народе прозвали Подковой. Когда-то, до войны, планировалось, что эта высотка станет финансовым центром города, правительство даже поручило архитектору выстроить его таким образом, чтобы здание напоминало перевёрнутую подкову, символ достатка и удачи, двумя дугами уходящую вверх, но теперь никому не нужное здание тихо умирало, как огромное стеклянное чудище.
Доминик достал сигареты.
– А правда, что на Эвдоне все друг другу близкие родственники? – первой нарушила молчание Айла. Голова её кружилась, но приятно кружилась. Щёки порозовели, недоверие к капралу растворилось в волне приятного облегчения, как если бы с шеи сняли железный ошейник. Вечный ком в груди будто ослаб.
Капрал пожал плечами.
– Если веками разрешать браки только внутри каст, как же иначе?
– Но у вас нет никаких внешних… ну…
– Уродств?
– Я видела портреты Даимахов в Галерее. Там один другого краше. Как бы они ни верили в чудеса Источника, генетику не обманешь.
– Не Даимахов надо говорить, – неожиданно исправил её Доминик. – Все на континенте произносят эвдонские фамилии неправильно.
– А как правильно? – спросила Айла.
– Не Даимах, а Димаксис, не Катанеи, а Катани. Вон даже мою фамилию раньше все коверкали. Каханис. Грамотеи.
– Ещё бы правильно читать ваши имена, если там полно лишних букв.
– Кстати, дед с бабкой говорили, что когда в высшей касте было три фамилии: Димаксисы, Катани и Саласкар, – всё было не так печально. Но когда между ними началась грызня за Источник и Ингрейн решила проблему радикально, выбора у них с их заморочками особенно не осталось, кроме как скрещиваться только между собой. Но в других кастах гораздо больше людей, и перемещение между городами никто не ограничивал, так что да, все внутри каст давно стали роднёй, но не настолько, чтобы жениться на собственных дочерях и сёстрах. Мои родители, например, были кузенами. Так что, если у вас с Каем что-то было, можешь сказать, для меня-то это в порядке вещей.
Бутылка Айла застыла у рта.
– Не поняла.
– Понял. Не надо было спрашивать. – Доминик внезапно почувствовал, что оказался в дурацкой ситуации.
– Это вы к чему сейчас сказали?
– Да так, слышал, в Пирамиде кто-то, не подумав, ляпнул.
– Что ляпнул?
– Ладно, не бери в голову.
– Что ляпнул?
– Ну… всякое. Уборщица как-то увидела твоё фото на тумбочке, ну и сказала кому-то, что это твой парень; кто-то услышал, стали болтать; а потом кто-то сказал, что это не парень твой, а брат; а потом кто-то тебя подслушал, мол, вы с Каем друг друга не считали братом и сестрой, ну и…
– Знаете, я не собираюсь оправдываться из-за дерьма в чужой голове.
– Понял. Это был очень глупый вопрос.
– Да, глупый.
– Извини.
Айла вдруг сжала губы и со звоном поставила бутылку на мёрзлую землю.
– Почему люди такие идиоты?! Нас с Каем всегда подозревали в чём-то таком. Всегда! Даже охранники, которых Щегол поставил вокруг нашего дома, всё время намекали, что между нами что-то есть!
– Теперь очевидно, что это не так.
– У нас никогда не было никого ближе друг друга, понимаете? И это не потому, что мы были близнецами. Не знаю, как это объяснить… Нам всегда казалось, что мы были знакомы ещё до рождения, будто знали друг друга веками. У вас бывало такое?
– Нет, – повертел головой капрал, удивлённый откровением девушки, из которой обычно слова клещами не вытянешь. Да, похоже, ей уже давно пора было дать бутылку, чтобы напилась и выговорилась.
– Это как… не знаю – встречаешь человека и понимаешь, что вы уже прошли через сотни испытаний, чтобы быть вместе, умирали и снова рождались, чтобы встретиться здесь и сейчас. У нас так было. Мы могли часами смотреть друг на друга и видеть в наших глазах все прожитые порознь жизни. Когда мама нас рожала, её пришлось разрезать, потому что мы не могли родиться естественным способом. Скрутились в какой-то узел и шли вместе. Даже когда нас вытащили, акушер не сразу понял, где кто, так мы сплелись руками и ногами. Так и прожили вместе, вцепившись друг в друга. У него на шее было родимое пятно в виде пореза. Говорят же, что родимые пятна – это следы от ран, от которых мы умерли в прошлой жизни. Когда я маленькая совсем была, рассказывала маме, что знаю, кто ударил Кая в шею ножом в прошлой жизни. Выдумщицей была. Да, я сказала Ашантиме, что мы друг друга не считали братом и сестрой. Мы даже похожи не были. Просто мы любили друг друга. При чём здесь вообще постель?
– Ни при чём. Ты права.
Айла фыркнула и хмуро уставилась себе под ноги.
