Не Яну судить поступки Эмина, и не ему принимать решение. Для этого существовал Убийца.
2
Симеон сдержал слово — проект по истории был в зачатках. Мальчишка обложился учебниками, погряз в методологии, разбираясь с тем, по каким критериям будет сравнивать учебники разных лет. Стол завален толстыми книгами, блокнотами и разноцветными ручками, которыми он чиркал по листам, сверяясь с текстами.
— Я не совсем понимаю, зачем им в гимназии это задали? — спросил Ян у Софии.
— Учат историю. Разные годы, разное восприятие. Детям полезно узнать, как одни и те же события по-разному подавались в зависимости от социального настроения.
— Интересно, к какому выводу придет Симеон.
— Ему, похоже, самому интересно.
София приготовила праздничный ужин по случаю возвращения Яна из командировки. Эта традиция нравилась ему все больше, хотя он и понимал, что это стягивает их сильнее. Больше, чем он мог себе позволить.
За ужином обсудили работу Симеона. Мальчик не понимал то, что находил. Он чувствовал какую-то неразбериху и хаос в определении одних и тех же событий, изложенных авторами разных лет. Ян и София как могли пытались объяснить, отчего история объективна только в фактах, но не в их восприятии отдельными историками. Эта беседа доставила удовольствие и Яну, и Софии, и, несомненно, Симеону. Он, конечно, сделал вид, что понял больше, чем было на самом деле, но для такого маленького человека задание сложноватое. Как объяснить детям, что история, претендующая на неизменность и постоянство, переписывается множество раз? И не только про Средневековье, от которого остались лишь клочья вех, но и от событий совсем недавнего времени.
Никак.
Симеон никак не хотел укладываться спать, предпочитая вести разговоры об истории на кухне с Яном и Софией, но в конце концов им удалось его угомонить, и они остались вдвоем. Это всегда сложное время, потому что между ними не было ничего, кроме неопределенности. Они не встречались, в отношениях не состояли, секс был, но не регулярный, никто никому ничем не обязан, и в итоге — голая неопределенность, которую никак упаковать не получалось.
Они заботились о Симеоне, но документы были оформлены только на Софию, а содержал обоих Ян. Он вроде как продолжал платить Софии за то, что она приглядывает за мальчиком, компенсировал расходы на парня, но в любое время София могла взять подработку нянечкой и уйти куда-то, и с Симеоном был Ян. С того дня, когда Ян нашел Симеона в парке, прошло уже достаточно времени, чтобы мальчик освоился и привык к обстоятельствам новой жизни: родителей нет, они его бросили, о нем заботятся два совершенно чужих друг другу человека, и все трое они — не семья. Он не имел права говорить кому-то, что Ян и София являются парой, да он и не говорил, но запретить ему думать никто не мог. Симеона перевели в другую школу, чтобы ничего вокруг не напоминало ему о прошлом. Квартиру Симеона заперли, Ян ходит раз в несколько недель проверить, чтобы там все было в порядке, а заодно узнать, не наведался ли кто-нибудь. Никого не было. Ну, это и неудивительно. Ян тщательно изучил родственников Симеона, нашел их фото в интернете. Ему было важно знать их в лицо на случай, если кто-то объявится. На процесс оформления опеки над мальчиком Софией никто не явился, и все прошло гладко, органы остались довольны тем, что Симеон пристроился без их активного и трудозатратного участия. Полиция, кстати, тоже обрадовалась, что Симеон пристроен: это как минимум означало, что его не найдут в парке, живым или мертвым.
Арестованный сосед Яна, Псих, прогнозируемо попал на медицинское освидетельствование, потом прошел стационарную экспертизу и был признан невменяемым, однако доказательств причастности к убийствам ранее обнаруженных детей не нашли, и очень скоро Ян снова стал его видеть. Псих косился на Яна, но заговаривать не решался. Ян хотел разобраться с ним одним способом, но потом передумал: все-таки будет много следов, ведущих к Яну, а это опасно. Он по-прежнему несколько раз в неделю выходил в парк ночью, но с момента, как там был Симеон, никого больше не нашлось. Детских тел тоже не было. Это вселяло надежду, что Псих образумился и больше не станет убивать детей. Или нашел какой-то другой парк.
Ян, в общем-то, был доволен нынешней жизнью. В «командировках» он бывал чаще, чем дома. Работы где-то поблизости не было с тех пор, как он встретился с той женщиной с розовой сумочкой. В тот вечер улетел вместе с ней на Камчатку на совместное дело. Она оказалась профессиональным убийцей, безжалостной и скорой на решения. Им не удалось решить вопрос с помощью оружия, и она сделала все руками, ни минуты не раздумывая, не брезгуя запачкаться и ничего не боясь. Она спала чутко, и у него не было возможности разглядеть ее поближе, находясь на опасно близком расстоянии. Попытки увлечь ее оказались безнадежны — жертва детского насилия, она презирала мужчин, секс, продолжение рода и вообще все, что касалось ее как женщины. Она воспринимала себя только как сотрудника, а людей вокруг — как коллег. Яну, в общем-то, было все равно, главное, чтобы она не имела ничего против Симеона и Софии, с которыми у него были совсем другие отношения. Напарница разговаривала мало, и, наверное, единственный их полноценный разговор состоялся тогда, в обратном полете c Камчатки.
— Это дело было тщательно приготовлено, — сказал Ян. — Ты взяла меня зачем?
Руками, обтянутыми розовыми перчатками, она взяла с подноса бортпроводницы бокал с томатным соком. Она работала всегда в розовых перчатках, не снимала их практически никогда, исключая день, когда они познакомились. Кожаные, латексные, текстильные и даже вязаные; больше ни одного предмета гардероба розового цвета у нее не было (исключая сумочку, но это аксессуар). Если бы он не видел ее рук, то решил бы, что они у нее изуродованы или что-то в этом духе, но это были самые обычные ухоженные женские руки без длинных ногтей.
— Ты видел, что я могла справиться одна?
— Ты и справилась одна. Мою пулю могла выпустить и ты.
— Могла, конечно. Ты сомневаешься?
— Ни разу. Так зачем меня взяла? — спросил Ян.
— Чтобы проверить, насколько важен для тебя ребенок. Если ты раскиснешь, от тебя избавятся. Ты это понимаешь?
— Я не раскисну, — ответил Ян. — Они для меня ничего не значат. Меня напрягает, что я должен кому-то что-то объяснять. Если вы считаете, что они опасны для кого-то — уберите их.
— Тебе дали возможность самому с ними расправиться так, как ты считаешь. Ты можешь урегулировать, если хочешь, — ответила она.
— Я уже все сделал.
— Нет, ты не сделал. Ты просто переложил официально ответственность на другого человека, а на самом деле продолжаешь заботиться о парнишке. И если раньше он был у тебя один, то теперь там еще женщина.
— Ты слишком много знаешь о них, — сказал Ян. — Прорабатываешь способы?
— Нет, такой команды не было. Но, насколько я понимаю, если ты будешь отвлечен, помехи устранят.
