— Директор по разработке решений СОРМ, — ответил Ян. — Давай уже, поехали.
— Никуда не поедем, пока запись не послушаем.
— Это чужая запись, не суй нос…
— Да иди ты в задницу, — ответила Светлана и, нашарив в компьютере файл с внешнего диска, который только что присоединила, включила.
С дредами она не только имиджем посвежела, но и манерой говорить. Пока они были в командировке, Светлана так себя никогда не вела: не интересовалась чужими делами, не говорила на сленге, не была так активна. Именно поэтому Ян называл ее исключительно Светлана, но сейчас это была Светка. На горизонте было пусто, работа уже закончена, файл запущен — черт с ней, послушаем.
Картинки не было. Только звук. Объемный, реальный, наполненный не только голосами разговаривающих, — мужчины и женщины, — а всем, что происходило вокруг: каждое движение, каждый вздох, шелест ветра, шорох листьев, шарканье тапок по паркету — словно Ян был единовременно в месте каждого собеседника. Ян словно видел ее: давно и надежно пьяна, расстроена и идет куда-то, пряча телефон от ветра. А он, ее собеседник, сонный и сначала растерянный, потому что не ждал ее звонка, а потом сильно напуганный.
И понятно почему.
6
Треск. Гудок, гудок, гудок.
— Алло?
— Рома, привет. Это Катя. Ты спишь?
— Привет. Уже нет. Что случилось?
— Ромка… Я так облажалась. Ты бы знал.
— Катя, ты где? Давай приеду.
— Нет, не надо. Ты просто выслушай меня. Можешь? — спрашивает девушка. Ее голос прерывает порыв ветра.
— Конечно. Я могу приехать и выслушать тебя. Давай приеду?
— Нет. Все же давай по телефону. Мне так проще, — отвечает она. Ветер продолжает выть, но ее голос все равно хорошо слышно. — Мне кажется, что мы снова дети, что у нас снова та самая связь, которая позволяла по проводу передать не только слова. Ты ведь чувствуешь? Ты должен, потому что я чувствую тебя так же, как и тогда.
— Да, — говорит он.
— Обещай, что защитишь.
— Тебе что-то угрожает? Ты кого-то боишься?
— Я боюсь себя, Ром. Но от меня ты меня не защитишь. Фу, как прозвучало паршиво. Фу-у, — протянула она, а потом он услышал как ее зубы загребли тонкую пленку слюны с языка, который она высунула. — В общем, если я тебя увижу, у меня не получится рассказать. А я должна. Кто-то должен это знать. Ну и кто, если не ты, верно?
— Да, конечно. Говори все, что считаешь нужным. Я тебя выслушаю. Но, может быть, скажешь, где ты? Пока будешь говорить, я приеду к тебе. И мы пойдем где-нибудь выпьем.
— Выпьем? Хорошая идея. Мне нравится. У тебя есть что-нибудь? Сейчас ночь, в магазинах ничего не продадут.
— У меня есть бутылка виски.
— А лед? Лед-то есть?
— И лед есть.
— Тогда наливай. А я послушаю, как ты наливаешь и пьешь.
— Ну, Катя… Давай я приеду с бутылкой, поговорим, выпьем, а? Ты только скажи, где ты.
— Так ты будешь наливать?
— Хорошо.
Скрип дверцы шкафчика. Звук открывающейся бутылки, рвется марка, по полу поскакала алюминиевая пробка. Стакан с толстым дном о столешницу. Бряканье ледяных кубиков. Шипение, треск и бряканье льда. Глоток, острый вздох.
— Выпил?
— Да, — отвечает мужчина, его губы мокрые от льдинок в стакане, звук передает это отлично.
— Хорошо. Знаешь, когда привыкаешь к алкоголю, не чувствуешь, как дерет глотку. Я допилась настолько, что могла всухую выпить стакан водки, и никакого жжения. Словно вонючую воду пью, и все. А потом наступает хмель, и жить становится терпимо.
— Катя, пожалуйста, скажи, где ты?
— Это случилось во второй год нашего перерыва. Мне было очень не по себе от учебы, и я начинала чувствовать себя белой вороной. Все девчонки и парни вокруг втягивались, понимали, что происходит вокруг. Им было интересно учиться. Им было интересно жить. А я все никак не могла. Я до самого диплома так и не поняла, что происходит. И интереса к жизни не появилось. И если первый год я как-то справлялась, заставляла себя интересоваться всем подряд, то второй год дался очень тяжело. Было плевать абсолютно на все. Даже на тебя. Я не читала твоих писем, просто писала ответы по первым двум-трем предложениям. Не отвечала на сообщения в инстаграме. Не отказывала мужчинам тогда, когда мне самой хотелось, и спала со всеми подряд. Я бы не потянула даже элементарного поиска партнера, до того мне было на все плевать. Поэтому едва у меня зачешется мысль о сексе, как я открывала тиндер и первому попавшемуся писала адрес и код от домофона. Ты удивишься, но никто не отказывался. Так и жила, пока не начала пить. Сначала алкоголь веселил. Это и впрямь весело — напиваешься, и все вдруг становится интересным, забавным, новым! Краски оживают, люди оживают. Перестают быть пресными, как обычно.
Треск балконной двери, звяканье льда, глоток. Резкий шум улицы — машины, отголоски людей, стрекот электричества, — а потом глубокий вздох.
— Ты вышел на улицу?
— Нет, на балкон. Продолжай.
— Вот было весело. Я заинтересовалась не только вечеринками и клубами, но и жизнью, которая творится потом. Секс с разными людьми, чаще с большой группой людей, чем наедине с кем-то. Это, конечно, не секс — по-моему, просто спаривание, но это интересно. В очередной раз я сильно-сильно напилась. Я была в клубе одна — представляешь уровень, да? Я пришла в клуб на вечеринку одна. Ко мне приставал парень. Он мне не нравился. Не то чтобы мне не нравилась его внешность… Нет, мне не нравилось то, как он смотрит на меня. Как на бомжиху. Как на опустившуюся девку. Как на что-то, что даже человеком не является. Он говорил отвратительные вещи, предложил сходить с ним за угол, где темно, и там ему отсосать. Я отказалась и попыталась от него отделаться. Только он сказал, что раз мне лень работать ртом, то он может потыкать в мои дыры. Он так и сказал — в дыры. Гаже себя я не ощущала никогда. Этот парень воспринимал меня просто как дыры на ногах и в парике. Он не пробовал меня клеить, или уговаривать, или как-то подкатить, соблазнить, заинтересовать… Нет, видя меня, он, как падальщик, решил употребить и просто искал удобную возможность. Как будто я должна была сообщить ему, какие дыры исправны, а какие на ремонте или вовсе закрыты. Потому что исправные дыры были в его распоряжении, в принципе, без каких-либо условий. Я была готова разреветься прямо там и умереть просто на месте. Я была не человеком в его глазах. И вокруг не было никого, кто бы заступился за меня. Никого, кто бы поднял меня с пола и увел оттуда. Я не знаю, как мне удалось отделаться от него, но я оказалась в машине с другим парнем. И еще одной девчонкой. Он был учтив, говорил ласковые слова. И я снова почувствовала себя женщиной. Не обычной девушкой, а просто женщиной, на уровне где-то между проституткой на трассе и портовой шлюхой, которую выбрали двое из троих клиентов. Но не той, которую не выбрал никто, понимаешь? Все же, оценивая товар, меня выбрали как женщину. А не как дыру на ногах. Мы ехали в машине, он много говорил. Девушка спала. Я пыталась отвечать, но мне реально плохо было. Я себя чувствовала ужасно: болела голова, тошнило, мутило, не хватало воздуха. Когда он предложил закурить, я очень обрадовалась и тут же закурила, потому что стало легче. Правда, легче. Организм бросился бороться с никотином, оставив в покое чувства, и я смогла продышаться. Он остановился и подсадил третью. Моя спутница проснулась, закурила и стала уговаривать эту третью поехать с нами, предлагала секс. Я тогда еще не очень понимала, как сама буду в этом всем участвовать, но тоже включилась в разговор. Уговорила. Она села на переднее место, потому что мы с девчонкой из клуба развалились на заднем. Она сначала стеснялась, а потом расслабилась и стала трогать его в районе ширинки. Он возбудился. Я не знала, как мне улизнуть. Решила, что уйду, когда приедем. Но когда приехали, парень объявил, что приглашает всех в гости. Я тоже согласилась, потому что хотела в туалет. Сильно-сильно. И я решила подняться с ними. Вторая принялась строить из себя хозяйку, начала искать в холодильнике напитки и крошить на тарелки какую-то закуску. Я пропустила пару бокалов и оказалась в постели. Он несколько раз спросил прежде, чем начать, и я согласилась, собственно, из чувства благодарности и безразличия. А потом пришел он, тот парень из клуба, который называл меня дыркой. Я спала. Когда он закрыл мне рот рукой и вошел в меня, я попыталась увернуться, но не смогла. Он насиловал меня и говорил гадости, отвратительные вещи, от которых у меня внутри все словно ножом резалось. Это длилось бесконечно, просто бесконечно. На постели мы были вдвоем, больше никого. Он кончил в меня несколько раз, а в последний раз сильно ударил по лицу. Меня тут же вывернуло, я упала на пол и не могла продышаться — я боялась все это время, что задохнусь, он не давал мне вздохнуть полной грудью, только через нос: держал руку у меня на губах. А нос у меня опух от слез, и я задыхалась все это время. И он был тяжелый и лежал на мне, как камень, вдавливал в матрас.
