Ян отправился в наркологическую клинику на встречу с врачом Эмина. Ему позвонили поздно вечером, но еще до того, как он сел в машину к напарнице. Врач сказал, что будет дежурить до утра, и через сутки — с утра. Появиться в клинике нужно было обязательно.
Врачом оказался высокий худощавый мужчина. У него были возбужденные глаза, словно от его подопечных веяло наркотическими парами и он был слегка под кайфом. На белоснежном халате несколько коричневых капель от кофе, совсем свежих, еще даже не просохли. Он энергично потряс ладонь Яна и сказал:
— Нам пришлось сильно поволноваться с вашим другом.
— Он доставил неудобства?
— Меньшее из того, что он хотел — это доставить нам неудобства. Он хочет дозу и побыстрее. Его воздержание длится уже третьи сутки, и это очень много для такой запущенной стадии. Помимо серьезных проблем с зависимостью, у вашего друга серьезные проблемы со здоровьем. Его сердце отказывает, он на ногах перенес несколько микроинфарктов и по меньшей мере один крупный. Эхокардиограмма впечатляющая. Такие показатели — прямая дорога в реанимацию, куда мы его и определили.
— И он согласился? — спросил Ян.
— Мы были вынуждены дать ему седативные, — объяснил врач, — потому что иначе он не давал оказывать ему помощь. Его уже осмотрели кардиолог, невролог и уролог. Вы завтра с ними подробно поговорите.
— А вы меня позвали, чтобы сказать, что мне нужно приехать завтра? — уточнил Ян без какого-либо наезда, но потом понял, что его слова могут показаться хамскими, и быстро добавил: — Я хотел сказать: пожалуйста, продолжайте.
Врач непонимающе посмотрел на Яна, потом кивнул и продолжил:
— На фоне всех этих осложнений вынужден опасаться, что в скором времени ваш друг впадет в кому. Мы не прогнозируем такого развития событий, конечно же, но очень вероятно. В связи с чем все сказанное им до этого состояния должно быть воспринято как последняя воля. Но поскольку этот человек является глубоко зависимым, я все же хочу спросить у вас кое-что, если вы позволите.
— Да, конечно.
— Вы действительно похитили его сына?
Ян моргнул. Он ожидал, что Эмин что-то разболтает, но не думал, что тот сделает это в больнице. И уж тем более не ожидал, что врач возьмет на себя роль судьи, следователя, прокурора или кем он там себя сейчас возомнил, задавая такие вопросы.
— Нет, это неправда, — ответил он.
— Как тогда получилось?
— Он бросил ребенка, испугавшись за свою жизнь. Ему вроде как угрожал его брат…
Ян подробно изложил все, что было необходимо для того, чтобы врач понимал суть проблемы. Врач внимательно его выслушал и повернулся к компьютеру.
— Как звали сестру вашего друга?
— Азиза Иванович.
Врач что-то напечатал на компьютере и долго читал. Через некоторое время он сказал:
— Да, я вижу, что вы говорите правду, за исключением того факта, что Азизу убил ее брат. Но поскольку вы этого не утверждаете, а передаете со слов вашего друга, ложью это считать нельзя. Вы ведь могли и не знать.
— Что значит — нельзя считать ложью? Это неправда?
— Ну что вы, в каменном веке? Интернет ведь есть, ей-богу. Распечатать вам статью, прочитаете на досуге?
— Да, пожалуйста.
— Хорошо, — доктор кликнул на клавишу, и принтер активизировался и стал прогреваться с уютным урчанием. Как завороженный, Ян смотрел, как из нижнего лотка принтер втягивает бумагу, как она потом исчезает в маленькой коробочке и возвращается уже в верхний лоток, испещренная аккуратными, ровными линиями текста. Все это время врач говорил:
— При поступлении в наше отделение Эмин дал несколько распоряжений, которые мы в установленном порядке узаконим, и оповестим его родственников, то есть сына, о том, как Эмин распорядился имуществом. Помимо этого, он сделал заявление, что вы похитили его сына и пытались его убить, причем несколько раз, в последний — перед поступлением пациента в наше отделение. Я оповестил социальную службу, они проводят проверку опекунства над Симеоном, и, насколько я могу понимать, проблем с документами на этом фронте нет?
— С документами все в порядке. Оформлено согласно закону, — ответил Ян.
— Стало быть, когда настанет время, с завещанием также проблем не будет. А заявления вашего друга о попытках убийства я спишу на бред. Как и его заявление о том, что вы похитили его сына.
Ян посмотрел на врача и как будто увидел его впервые. Веселые глаза показались ему теперь разумными и живыми.
— Вот просто так забудете об обвинениях?
— Что взять с наркомана? — спросил врач. — Если бы я реагировал на каждое заявление, которое тут давали за все эти годы, то я бы уже давно был мировым террористом. Кого мне только ни требовалось срочно убить или на кого доложить. Вы приехали по первому зову, вы мне не лжете: все, что вы сказали, легко проверить. В регистратуре есть копия вашего паспорта. Мы все оформим документально, но проработка бредовых заявлений — лишняя писанина и никому не нужный труд.
— Как Эмин распорядился своим имуществом?
— Этого я вам сказать не могу. Завещание — дело тайное, его суть может быть раскрыта только после смерти наследодателя.
— Но он ведь не умирает. Он просто в отходах.
Доктор достал отпечатанные на принтере листы из лотка и передал их Яну. Они были еще теплые.
— Видимо, вы меня не так поняли, — ответил доктор, — пациент в коме. И он уже не проснется.
8
В его руках все еще были листы с распечатанной статьей. Они уже остыли. Ян не совсем понимал, зачем ему в принципе знать о том, кто убил мать Симеона. Ему не было это интересно. Но это могло многое значить для Симеона, пусть не сейчас, а через какое-то время. И если в этом есть какая-то плохая вещь, что-то страшное, что-то, что может причинить мальчику боль и страдание, тогда это было важно и для Яна.
В статье, весьма пространной и плохо написанной, говорилось об одном громком уголовном деле. Преступление, которое описывалось в статье, и все законно и процессуально последующее за ним, было совершено ровно столько времени назад, сколько Симеон находится с Яном и Софией. В убийстве и изнасиловании девушки был обвинен некто Павел Никифоров, сирота. Журналист, который писал статью, испытывал явную неприязнь к этому персонажу, потому что от требуемой объективности не оставалось и следа, когда дело доходило до описания личности осужденного. Сначала журналист нелицеприятно прошелся по первому судебному составу, который рассматривал дело, тщательно анализировал все его обстоятельства, и только после показаний вновь появившегося свидетеля дело отправили на дополнительное предварительное расследование, поскольку на скамье подсудимых оказался вовсе не тот человек, который совершил преступление.
Дело расследовали снова и установили следующее: Павел Никифоров, действуя умышленно и прекрасно осознавая общественную опасность своего поступка, ворвался в квартиру, в которой первый подсудимый (его имя в интересах соблюдения конфиденциальности не разглашается, поскольку он был полностью оправдан) занимался сексом по обоюдному согласию с двумя девушками. Была и третья, но она ушла, оставив дверь открытой, — так Никифоров и проник в квартиру. Никифоров нанес несколько ударов первому подсудимому, от чего тот потерял сознание и упал на пол; после Никифоров, воспользовавшись беспомощным состоянием первой жертвы, Екатерины Рубиной, изнасиловал ее, но оставил в живых (она покончила с собой впоследствии), а потом отправился в ванную комнату, где находилась еще одна его жертва — Азиза Иванович, которую он изнасиловал и убил, нанеся смертельное ранение ножом в шею сзади. Совершив преступления, Никифоров покинул квартиру. Следователи во всем обвинили первого подсудимого, собрали дело и отдали его под суд. И только после показаний того самого свидетеля, Романа Мангирова, которого нашли совершенно случайно уже после самоубийства Екатерины Рубиной и который видел все своими глазами, следствие смогло доказать, кто виновен в преступлении. Павла Никифорова осудили и дали внушительный срок, однако он был убит в камере в первую же ночь.
