— Что такое? — я осторожно коснулась ее локтя и чуть отвела в сторону.
Болезненный укол совести растекся жаром по телу, а мысли стыдливо забурлили. Эйлин ведь еще у кабинета поделилась, что ее что — то беспокоит! А я эгоистично проигнорировала ее слова и в очередной раз замкнулась.
— Ты будешь смеяться, — неловко начала она и коснулась тонкими пальцами камушка на подвеске. Прежде чем Эйлин зажала его в ладони, я успела заметить, что артефакт стал темно-розовым.
Для меня такой цвет камня — предел мечтаний. Для Эйлин же — что — то из ряда вон.
Молчание подруги, а именно таковой я уже считала Эйлин, угнетало. Она мялась, кусала губы и стыдливо прикрывала лицо, вжимаясь в тень портьеры, за которую я ее затянула, чтобы не приковывать внимание других учеников. Каждую секунду, что Эйлин пыталась подобрать слова, мне становилось все страшнее.
— В общем, — наконец, вымолвила она, когда нагнетать тревогу было уже некуда, — я волнуюсь из-за бала.
Волна облегчения рухнула на меня с такой силой, что я чуть не свалилась с ног. Шумно выдохнула, прогнав по сухим губам прохладный воздух, и приложила руку к груди, в которой бешено колотилось сердце.
— Я думала, случилось что — то страшное! — с ноткой осуждения выпалила я и прислонилась плечом к стене. — У тебя даже камень потемнел, ты в курсе?
Эйлин виновато пожала узкими плечиками и покачала головой:
— Я сама себя осуждаю, Аста. Вокруг творится такое, — она тут же прикусила губу и горько прикрыла глаза. Однако подруга быстро взяла себя в руки и закончила, — а я думаю о танцах.
— Что? — я не поверила ушам.
Эйлин уставилась на меня страшными глазами и развела руками:
— Я тоже не в восторге, — смущенно уронила она и сникла. Ссутулилась в крючок, обхватила себя тонкими веточками рук. Даже веснушки на ее лице, казалось, стали бледнее.
— А я собиралась уже успокаивать, — нервно хохотнула я. — Тебя-то в связку не поставят, переживать не о чем. Бал ничего не поменяет в твоей жизни.
— Ошибаешься! — простонала Эйлин, и мне даже почудилось, что она хлюпнула носом.
Я удивленно уставилась на подругу во все глаза, ожидая пояснений.
— Аста, что, если лекарства нет? Что, если нам осталось жить не больше нескольких Лун? — тоска и скорбь по самой себе просочились в ее голос хрипотцой. Эйлин говорила шепотом, но слова звучали оглушительно громко.
Слышать такое от нее было страшно. И ужасно больно.
— Выход есть всегда, — заговорила я ее же словами. — К тому же ты хорошо держишься. У тебя отличный самоконтроль. О том, что ты темерата, напоминают лишь глаза. У тебя нет ни приступов, ни кошмаров… Кто знает, может, и так можно жить долго и счастливо?
Мы с Эйлин будто поменялись ролями. Обычно я впадаю в уныние, а она всеми силами вытаскивает меня из него. Но сейчас грусть топила ее с головой, а во взгляде сквозил туман мрачных мыслей.
— А если нет? — снова уронила она и, немного помолчав, призналась. — Я хочу влюбиться. Хочу понять, каково это — греться чувствами, трепетать от прикосновений и таять от взглядов. Хочу посвятить кому-то часть своей души, пока у меня есть на нее права. Пока я не стала монстром. Одержимым, не помнящим себя.
С каждым словом она говорила все громче, дрожала заметнее и все меньше контролировала чувства. Я впервые увидела Тьму, сгущающуюся вокруг Эйлин. Скверна тенями окутывала тело, кандалами вилась у запястий, разрасталась вуалью ночи.
— Ты исцелишься. Все будет хорошо, — не особо искренне попыталась успокоить я, но Эйлин убито покачала головой.
— А если нет? Если эта Академия — последний шанс на человеческие чувства? И этот бал…
— Тогда нам нужно подобрать тебе просто сногсшибательное платье! Парни будут выстраиваться в очередь, лишь бы потанцевать с тобой, — ляпнула я первое, что пришло в голову, лишь бы оборвать ужасающую цепочку мыслей подруги. Она тут же умолкла и внимательно уставилась на меня.
Путы Тьмы вокруг Эйлин никуда не исчезли, но они вдруг перестали расти и будто онемели. Я позволила себе облегченно выдохнуть, но подруга отозвалась замогильным голосом:
— У меня нет денег. А бал уже завтра и…
— У меня есть, — честно заверила я, а в ответ получила удивленный немигающий взгляд. — Сегодня в большой зал как раз приехали модисты. Можно примерить и купить, если что — то понравится.
— Мне как-то неловко, — Эйлин захлопала пушистыми ресницами и смущенно отвернулась.
Я с радостью заметила, что подруга все-таки отвлеклась. Тьма рассеялась, а кулон принял прежний вид. В камне клубился светло-розовый дым.
— Не переживай. С меня не убудет.
Эйлин все еще ломалась, и тогда я сказала:
— Если тебе будет спокойнее, могу и себе тоже что-нибудь прикупить… Не очень люблю всю эту тряпочную ерунду, но…
— Спасибо, Аста, — Эйлин так неожиданно кинулась на меня с объятьями, что я едва удержалась на ногах. — Спасибо!
Эйлин порывисто стиснула меня в своих хиленьких ручках, а мне стало невыносимо обидно за нее. Она такая добрая, светлая, чистая… И не заслуживает носить на себе метку Тьмы. Не заслуживает такой жизни.
Она должна была стать мастером зелий, выйти замуж и жить в свое удовольствие. Строить карьеру, воспитывать детей…
Но вместо этого ей приходится считать последние человеческие дни и искренне мечтать узнать, что такое любовь.
Сердце в груди болезненно сжалось, а я, сбросив, наконец, оцепенение, тоже обняла Эйлин.
Пусть пока я могу не так много, но хотя бы попытаюсь наполнить жизнь этой девушки яркими красками. И, может, тогда Тьма хотя бы ненадолго рассеется.
ГЛАВА 8
— Ты волнуешься?
— Не знаю. Наверное, нет.
— Везет, — хихикнула Эйлин и в очередной раз поправила прическу.
Мы стояли в небольшой комнатке перед входом в парадный зал. Помещение предназначалось для того, что бы перед тем, как появиться на публике, сделать последние штрихи в своем образе. Две стены полностью были заняты зеркалами от пола до потолка. У двух других стояли диванчики с по-кошачьи изогнутыми спинками, а по углам ютились канделябры с незажженными декоративными свечами. Освещалась комнатка, как обычно, магическими сферами, что золотыми рыбками плавали под потолком. Из-за их движения тени то прятались, то нерешительно вытягивались из своих убежищ.
Я взволновано взглянула на Эйлин, что беспрестанно выискивала недостатки в своем внешнем виде. Она то поправляла мягкие локоны, то щипала себя за щеки, что бы вызвать румянец, то оцепенело вглядывалась в свое отражение и нервно кусала уже чуть припухшие губы.
— Ты выглядишь прекрасно, — я мягко улыбнулась и мы тут же встретилась взглядами в зеркале.
