Первой, как и ожидалось, не выдержала Наташа.
– Всё, – сказала она, – ещё шаг, и я упаду.
Она остановилась, сбросила с плеч рюкзак и без сил опустилась на него.
– Привал, – согласился Илья.
Никита освободился от рюкзака и аккуратно поставил его под стенку.
– Личному составу… – начал было он дежурную шутку, посмотрел на Наташу, запнулся и махнул рукой. – А ну его… Пока не поем, с места не сдвинусь.
– А я пока не посплю.
– И это тоже правильно, – согласился Никита.
– Ещё не вечер, – буркнул Илья.
– Какой вечер? – не согласился Никита. – Здесь всегда ночь!
Он сел на пол, достал флягу.
– Погоди, не пей, – удержал его за руку Илья.
– Это ещё почему?
– Ты когда последний раз пил?
– У входа в пещеру… Думаешь, в флягу попал сернистый газ?
– Я не о том. Сколько воды тогда оставалось в фляге?
– Где-то половина, а что?
– А сейчас сколько?
Никита поболтал флягу.
– Почти полная.
Гидросорбционное покрытие фляги конденсировало на себе влагу, и вода через анизотропные микропоры впитывалась внутрь.
– Это хорошо, – кивнул Илья. – Значит, влага в здешнем воздухе есть, и по крайней мере от жажды мы не умрём. Можешь пить.
– Ну спасибо! – поблагодарил Никита, прикладываясь к горлышку.
Наташа посмотрела на Илью широко раскрытыми глазами, в которых читался вопрос: «А от голода?» – но не задала его. Эту проблему уже обсуждали, и Илья напрочь отмёл её подозрения. Но чем дальше, тем меньше Наташа ему верила.
– Уф! – шумно выдохнул Никита, оторвавшись от фляги. – Хороша водичка! Особенно когда представляешь, что это конденсат из разложившегося трупа стапульца.
– Никита! – одёрнула Наташа. – Только не перед обедом!
– Молчу, молчу, есть хочу! – извиняясь, не обошёлся без прибаутки Никита. Он поболтал флягу перед глазами. – Н-да… Наше положение весьма напоминает путь воды внутрь фляги. Сквозь стенки – пожалуйста, а обратно – ни-ни.
– Почему ни-ни? – не согласился Илья. – Обратно – из горлышка.
– Анизотропный туннель… – оглядываясь по сторонам, протянул Никита и фыркнул: – Надо же!
Наташа вздохнула и принялась доставать из рюкзака брикеты с сублимированным комплексным обедом мгновенного приготовления по принципу «только добавь воды».
– О, фаршированный осьминог, – излишне бодро обрадовался Никита, принимая от Наташи брикет, и повернулся к Илье. – А тебе что досталось?
– Еда, – буркнул Илья.
– Тоже неплохо. – Никита надорвал брикет, плеснул в него из фляги и принялся есть. – Интересно, а если к засушенному стапульцу добавить воды, его можно употребить в пищу?
Наташа не возмутилась. Устала возмущаться.
– Что ж раньше-то не сказал? Я бы для тебя обязательно кусочек отломала, – отбрила она.
Никита поперхнулся, закашлялся, отхлебнул из фляги, чтобы прочистить горло, но не сказал Наташе ни слова. Быстро покончил с брикетом и, пока остальные продолжали обедать, включил шевронник и принялся что-то изучать.
Обедали молча. Наташа устала настолько, что каждый раз, откусывая от брикета, тяжело вздыхала. Илья ел не торопясь, размеренно пережёвывая, но, похоже, не обращал внимания на вкус. Он смотрел прямо на меня, но по глазам было понятно, что сейчас он никого и ничего не видит. Он думал. И я догадывался, о чём он думает.
– Чёрт! – выругался Никита, не отрывая взгляда от дисплея. – Ничего не понимаю.
Илья доел, бросил на пол обёртку от брикета, вытер губы.
– Чего не понимаешь?
– Да вот, – Никита повернул к нему дисплей, – отслеживаю на картографе пройденный путь.
– Ну и что?
В голосе Ильи сквозило равнодушие.
– На карте наш путь трижды пересекается!
– Это проекция на плоскость, – устало пояснил Илья. – На самом деле якобы пересекающиеся ветки туннеля находятся на разной глубине.
– Ничего подобного, – не согласился Никита, щёлкнул клавишей и создал над дисплеем объёмное изображение пройденного участка. – Вот в этих трёх местах туннель пересекается сам с собой на одном уровне, но мы нигде не видели ни своих следов, ни развилок на четыре стороны.
Илья взял фонарь и посветил вдоль туннеля в сторону тупика.
– Посмотри туда, – сказал он Никите.
– Ну, посмотрел.
– Что ты там видишь?
– Тупик.
– Так не всё ли равно, пересекается туннель сам с собой или нет? Наш путь – только вперёд, и другого пути нет!
У меня было иное мнение на этот счёт, но я как всегда промолчал. Бирюком меня никто не называл. Молчуном, Великим Молчальником – бывало. Даже матерно обзывали – когда моё молчание доводило кого-нибудь до бешенства.
Никита озадаченно почесал затылок, вполголоса витиевато выругался и отключил шевронник.
Наташа пропустила ругань мимо ушей. Надоела ей роль ревнительницы бонтона. Горбатого могила исправит.
– Интересно, а что на местном языке означает «мауни»? – задумчиво спросила она, глядя в сторону тупика. – Господин, хозяин?
Илья знал, но промолчал. Никита снова включил шевронник.
– Ягнёнок, – удивлённо сказал он.
– Что – ягнёнок? – не поняла Наташа.
– «Мауни» по-мэоримешски – «ягнёнок», – пояснил Никита, недоумённо смотря на дисплей.
«Агнец», – про себя поправил я, но вслух, как всегда, не сказал.
– Это что – ласкательное обращение? – подняла брови Наташа. – Лучше бы киской или рыбкой называли.
– И меня тоже?! – притворно возмутился Никита. – Нет уж! В крайнем случае согласен на «солнышко»!
– У каждого народа свои обычаи, – назидательно сказал Илья. – В Древней Руси ласкательные обращения были весьма распространены. Красна девица, сокол ясный, голубь сизокрылый…
Он исподволь старался изменить направления темы, мне же было всё равно.
– Ага! – поддакнул Никита. – Как имена у индейцев Северной Америки. Быстроногий Олень, Трепетная Лань, Бычий…
– Фу, Никита! – одёрнула его Наташа, небезосновательно полагая, что он собирается ляпнуть скабрёзность.
– А что я такого сказал? – притворно возмутился Никита.
Ответить Наташа не успела.
– А давайте-ка спать! – предложил Илья. – Завтра предстоит трудный день.
Он начал опасаться возобновления диспута о значении слова «ягнёнок» и прервал разговор самым радикальным образом.
