Кузьминична обернулась, посмотрела, пожала плечами:
– Какие это пришлецы? Это всё нашенские… Если и есть тут кто из пришлецов, так это вы, Сергий свет Владимирович.
В глазах Кузьминичны заплясали смешливые искорки, как будто выражение моего лица стало глупым. Но зубы у меня были плотно сцеплены, а рот закрыт. Научился кое-чему. Адаптируюсь…
Я молча пододвинул к себе тарелку с запеканкой и принялся есть. Как и все блюда Кузьминичны, запеканка оказалась отменной. Правда, вчера вечером я вкуса не ощущал, но уверен, что и ужин был вкусным.
Вдоль штакетника с деловым видом протрусил Барбос, приостановился и, приняв охотничью стойку, посмотрел в сторону соседнего коттеджа. Затем изменил направление, подбежал к калитке у коттеджа Василия и принялся что-то обнюхивать. Я присмотрелся и увидел, что в ложбинке под забором лежит Василий.
– Не трогай его, Барбос! – прикрикнула на пса Кузьминична. – Не мешай человеку отдыхать! Всю ночь, бедолага, куролесил…
Бар и Бос выразительно посмотрели на Кузьминичну, вразнобой презрительно фыркнули, и пёс потрусил дальше.
«Человека…» – повторил я про себя. Учитывая необычные способности жителей деревни, с которыми мне довелось встречаться, единственным нормальным человеком был я. Или наоборот: я тут – единственный нечеловек? С точки зрения местных жителей я никак не вписывался в понятие человека: мухоморов не ел, красных петухов полотенцем не ловил, а если бы послал кого-нибудь по конкретному адресу, то этот кто-нибудь направился бы, куда сам пожелает, а не по указанному маршруту.
За завтраком мы не разговаривали, хотя меня так и подмывало спросить, не заходила ли Лия. Я ел молча, а Кузьминична, по своему обыкновению, сидела напротив и, подперев ладонью щёку, смотрела на меня умильным взглядом любвеобильной нянечки, встретившей своего воспитанника после долгой разлуки. Как мне почему-то казалось, в глазах у неё была толика сочувствия. Или только казалось?
Я доел запеканку, выпил кружку киселя из ежевики, а пирогов с черникой есть не стал. Хватит с меня верескового мёда. Хорошего понемножку.
– Спасибо, Кузьминична, – сказал я. – Как всегда, было очень вкусно.
Кузьминична вздохнула, встала из-за стола и принялась убирать посуду. Всё-таки я не ошибся, было в её глазах сочувствие. Ждала, наверное, что спрошу о Лие.
– Обед я готовить не буду, – сказала Кузьминична, – вас, Серёженька, в Луна-парке накормят. Но на всякий случай пироги на столе оставлю, – Кузьминична прикрыла пироги полотенцем и аккуратно подоткнула его под блюдо: – Вдруг сладенького захочется?
Она посмотрела на меня многозначительным взглядом, и я понял намёк: вдруг с Лией придём? Но я не собирался развивать эту тему.
– Спасибо, – ещё раз поблагодарил я и встал. – Вам помочь убрать со стола?
– Идите уж, – отмахнулась Кузьминична. – Вас ждут…
Конец фразы, кто меня ждёт, она, неожиданно стушевавшись, неловко проглотила, развернулась и ушла с грязной посудой в дом. То, что меня ждёт отнюдь не Лия, было понятно из поведения Кузьминичны. Кто же тогда и почему ждут – во множественном числе? Ничего определённого, кроме сакраментальной фразы: «Вас ждут великие дела», – в голову не приходило. Если в Средние века мушкетёров действительно ждали великие дела, то в наше время поход во славу великих дел, как правило, заканчивается тривиальным мордобоем. Таких великих дел мне не хотелось. Если за дело, серьёзное дело, то, естественно, можно дать в морду. Но самому получать?! Увольте.
Я прошёл к калитке, вышел на улицу, оглянулся. Хорошо ухоженный цветник в палисаднике, мощённая серым кирпичом дорожка к крыльцу, на которой то там, то здесь валялись зёрна кукурузы, занавески на окнах, вышитые красными петухами, напротив, под забором, мирно отдыхающий с устатку абориген. Типичный деревенский пейзаж, если бы не ажурное переплетение металлических каркасов Луна-парка неподалёку и не фигуры уныло бродящих между аттракционами несуразных пришельцев.
Василий заворочался под штакетником, застонал, приподнял голову и прохрипел:
– Воды… Ради всего святого, воды…
Сердобольной Кузьминичны рядом не было, но я не успел её заменить. Сквозь доски штакетника просунулось щупальце огородника и поднесло Василию большую кружку с водой. Василий приложился к ней, выпил до дна громадными глотками, удовлетворённо рыкнул и, отпав от кружки, как насосавшаяся пиявка, вновь распластался в канавке бесчувственным телом. Щупальце с пустой кружкой втянулось за штакетник. Местные реалии на основе исконно русского деревенского менталитета… В уме не укладывалось, что для Василия могло бы оказаться «всем святым». Разве что вода. Вóдичка. Горючая.
Странно другое: если щупальце огородника подаёт кружку, то почему не может взять нож и колоть им бздыни? Очередная неувязочка получается. Вместе с ней в голове всплыла ещё одна неувязка, вчера не замеченная мной во время вечернего разговора с Карлой, но зафиксированная подсознанием и оформившаяся только сейчас. Если Карла знал о моём приглашении на праздник заранее, то почему на дороге в Мщеры ломал комедию? Мол, ах, и вы тоже в Бубякино? Скажите пожалуйста, надо же, какое совпадение!
Тяжело вздохнув, я побрёл к Луна-парку. В любое другое время бегом бы бежал на встречу с зелёными человечками, сейчас же ноги не несли, и я с трудом переставлял их. Зачем я кому-то понадобился на чужом празднике?
– Доброе утречко, Сергий свет Владимирович! – радушно приветствовала бабка Дормидонтовна из беседки. – Чайку не желаете?
– Здоров будь, сокол ясный! – поддержал её дед Дормидонт. – Присосеживайся!
С ними сидел человекоподобный пришелец о трёх руках. Был он гол, но столь безмерно волосат, что напоминал стожок соломы, из которого торчала непомерно большая, гладко выбритая голова. Застывшее лицо пришельца было похоже на смеющуюся театральную маску: растянутые до ушей губы, ямочки на щеках, прищуренные тёмные глаза. На растопыренных пальцах средней руки он держал перед собой блюдце и вместо приветствия кивал мне, как китайский болванчик. Пальцев на средней руке было шесть, и два из них большие. Нет справедливости в Галактике – у кого больших пальцев по два на руке, а у кого совсем нет.
– Здравы будьте и вы, люди добрые! – решил и я перейти на старорусский: – Благодарствую за приглашение, да только что откушавши.
– Дык чай не еда! – возразил дед Дормидонт. – Пей от пуза, авось не лопнет!
– Чай пей, живота не жалей! – поддержала деда Дормидонтовна, согласно кивая на манер соломенно-волосатого пришельца.
Как пить «от» пуза, я не знал, да и не больно-то хотелось, поэтому воспользовался испытанной уловкой:
– Я Василия ищу, как найду, обязательно присоседимся.
Уловка сработала. Лица Дормидонта с Дормидонтовной поскучнели, но пришелец продолжал улыбаться.
– Здлавствуй, здлавствуй, свет молдастый! – не шевеля губами, картаво изрёк он, продолжая по-прежнему, как заведённый, кивать головой.
