– Ну и сиди себе на заборе трезвый, – отмахнулся Василий и посмотрел на меня. – А ты не вздумай ляпнуть что-нибудь под руку… – буркнул он, чокнулся о стакан с красными глазами, затем о стакан в средней руке волосатого пришельца, сказал ему: – Делай, морж, как я! – и опрокинул самогон в себя.
Холодолюбивый волосатый пришелец, хоть и был основательно заторможенным, понял. По примеру Василия чокнулся со стаканом с красными глазками и тоже выпил. В этот раз колотило его не так сильно, как в прошлый. Волосы вздыбились, но искры статического электричества посыпались вяло, да и сам он смог, пусть и замедленно, поставить стакан на стол. Мало того, взял левой рукой большой солёный огурец и стал его удивлённо разглядывать.
– Лепота… – булькнули красные глаза из стакана.
– Эт точно… – блаженно выдохнул Василий, рукой выхватил из глиняной миски щепоть капусты, отправил её в рот и принялся с аппетитом хрустеть.
Я огляделся, придвинулся к Василию и шёпотом спросил на ухо:
– Ты Лию нигде не видел?
– Лийку, что ли? – громко переспросил Василий, отправляя в рот очередную порцию капусты. – Она это… – Он неопределённо повертел в воздухе мокрыми от капустного рассола пальцами.
Видел я уже этот жест. Толку от Василия было ни на грош.
– Я не Царевна, я уже Царица! Красавец юноша с окраины Вселенной похитил сердце муравьиной девы… – на манер монолога из водевиля неожиданно продекламировал птеродактиль Ксенофонт с ограды и запнулся. – Тьфу, не пойму, как правильно: муравьиной или мурашиной?
Я схватил с блюда солёный огурец и запустил во вредного птичьего предшественника. Птеродактиль поймал огурец, надкусил, прожевал и сплюнул.
– И что вы находите в солёных огурцах? Мухоморы лучше.
– Жри мухоморы, поганки жуй, – решился я на экспромт, – день твой последний приходит… гм… птеродактиль Ксенофонт.
– Это что ещё за нескладуха? – фыркнул птеродактиль.
– Найду сейчас булыжник, запущу в тебя, вот это будет нескладуха! – пообещал я. – Долго крылышки складывать не сможешь, если вообще что-либо сможешь.
– Злой ты… – обиженно протянул птеродактиль Ксенофонт, но с ограды не улетел.
Он был прав. Я был злым. Очень злым. И не собирался сдерживаться.
– Унылый у вас праздник, – едко заметил я.
Василий замер, не донеся щепоть капусты до рта.
– Это ещё почему? – несказанно удивился он. – Нормальный праздник… – Он всё-таки донёс капусту до рта и принялся жевать. – Где ты ещё такой капусточки похрумаешь?
Квашеная капуста была самой рядовой, без моркови и клюквы, и я пожал плечами. Прав птеродактиль Ксенофонт насчёт Василия – деревенщина, что с неё возьмёшь?
– Жрёте, пьёте, а веселья нет, – отрезал я. – Пришельцы называется… Да таких пришельцев в любой забегаловке навалом!
– Веселье впереди, ещё не вечер, – заверил Василий. – Но при чём тут пришлецы? Где ты их видел?
Вопрос сразил меня наповал, я и о своей злости забыл. Сидел, немо уставившись на Василия, и пытался сообразить, что он имеет в виду. Неужели маразм в деревне Бубякино продолжает крепчать? Куда более?
– А это кто? – придя в себя, я снова ткнул пальцем в волосатика, который продолжал удивляться солёному огурцу. Он подносил его ко рту, откусывал сбоку по маленькому кусочку, снова отодвигал огурец от себя, смотрел на него и снова удивлялся.
– Как – кто? – возмутился Василий, покровительственно обнял за плечи волосатого пришельца и тряхнул. – Это – наш человек! Свой парень!
Свой парень, он же наш человек, оторвался от восторженного созерцания огурца и закивал.
– А это кто тогда? А это, а это? – стал я тыкать пальцем в проспиртовывавшиеся в стакане красные глаза, пёстрых какадуоидов, багровых минотавров.
– Это всё наши, – заверил Василий. – Какие они пришлецы? Обижаешь…
Я растерянно обернулся к стойке бара и ткнул пальцем в тщедушного пришельца, занятого поглощением овсянки. Это был последний аргумент, и, прямо сказать, не очень убедительный по сравнению с теми же минотаврами.
– А это? – упавшим голосом спросил я.
– Это известный всем Звёздный Скиталец! – прокаркал с ограды птеродактиль Ксенофонт.
Субтильный Звёздный Скиталец смущённо обернулся, застенчиво кивнул маленькой головкой в знак приветствия и продолжил питаться овсянкой.
– Ага! – возрадовался я. – Звёздный Скиталец! Если звёздный, значит, пришелец!
– Почему обязательно пришлец? – пожал плечами Василий. – Тоже наш человек. По-твоему, если армия краснозвёздная, то это обязательно армия пришлецов?
– А если красная, значит, с Марса? – поддержал Василия со своего насеста птеродактиль Ксенофонт.
Но в этот раз сбить меня с толку им не удалось, так как я вспомнил ещё об одном аргументе. Гораздо более весомом, чем тыканье пальцем.
– Тогда скажи, Василий, что вы празднуете? – вкрадчиво спросил я.
– Как это что? – возмутился Василий. – Праздник празднуем. Весёлый.
– Какой именно? – не унимался я.
– Ну… – он неопределённо повёл плечами, затем возмутился: – Какая, собственно, разница, какой? Праздник и всё!
Я наконец осознал, что Василию всё равно, какой праздник. Лишь бы он был, чтобы выпить. Лишь бы имелся повод… С другой стороны, для Василия никогда не находилось повода, чтобы не выпить. Философская дилемма…
Я не стал решать дилемму, тем более что для Василия она давно стала леммой, и разрубил гордиев узел:
– День Пришельца, вот что здесь празднуют!
– Ну… – не совсем уверенно кивнул Василий. – Ну, День Пришлеца, что с того? Пить, что ли, нельзя?
– А если День Пришельца, – злорадно сказал я, – то где же они, эти самые пришельцы, когда ты утверждаешь, что тут все свои?
Василий задумался:
– Где пришлецы, говоришь? Гм… Действительно, где они? Тут без ста граммов не разобраться…
Он потянулся к бутыли, но я, осмелев, ударил его по руке.
– Сейчас как пошлю!.. – пообещал Василий, но вовремя спохватился. Посмотрел на меня, и вдруг зрачки его глаз расширились от изумления: – О! Нашёл одного! Ты!
– Он, он! – подхватил с ограды птеродактиль Ксенофонт. – Пришлец ещё тот! Лазит везде, свой нос, куда не надо, суёт. Девок наших портит!
Я запустил в птеродактиля вторым огурцом, но в этот раз промахнулся.
– Ещё и закуской швыряется! – усугубил обвинение птеродактиль Ксенофонт. – Наши так не поступают!
«Ваши секачами головы прорубают», – подумал я, но не стал больше связываться со строптивым предшественником пернатых и предложил Василию следующий аргумент:
– Если я пришелец, тогда сегодняшний праздник в честь меня?
