Я слез с табурета.
– Правильно, – согласился бармен. – Топай.
– Злые вы, пришельцы, – сказал я на прощанье словами птеродактиля Ксенофонта, но удовольствия при этом не получил. Пусто было на душе. И одиноко…
Я отошёл от стойки бара и влился в разношёрстную толпу пришельцев, зачастую настолько диких форм, что ирреальность происходящего невольно ориентировала сознание на восприятие праздника как костюмированного карнавала. Разнообразные ракообразные, моллюски, млекопитающие, яйцекладущие, живородящие, двоякодышащие и прочие моноцефалы, бицефалы, полицефалы и даже безголовые перебрасывались репликами, выстраивались в очереди на аттракционы, совсем по-земному жевали жвачку, ели мороженое, шутили, смеялись, и во всей этой пёстрой многоликой толпе ощущалось приподнятое настроение большого праздника, объединяющего всех и вся в весёлой круговерти. Чужие здесь не только ходили, как гласила табличка на входе в Луна-парк, но и развлекались. Один я был неприкаянным и безрадостным. Чужим среди чужих.
– Лечу! – победно донеслось откуда-то сверху. – Я ле-чу-у-у!..
Я поднял голову и увидел парящего над Луна-парком на крылатом велосипеде старика Дитятькина. Пригнувшись к рулю, он с натугой давил на педали, с упорством первого воздухоплавателя преодолевая сопротивление воздуха. Обтянутые вощёной папиросной бумагой крылья трепетали, жиденькая борода Дитятькина развевалась за плечами, парусиновый пиджак и брюки с бельевыми прищепками на голенях надувались встречным ветром, но велосипед продвигался вперёд очень медленно. Летел Дитятькин невысоко, метрах в пятнадцати над головами толпы, однако внизу ветра не ощущалось, и, судя по одеждам пришельцев в подвесных гондолах колеса обозрения, ветра на пятидесятиметровой высоте тоже не было. Как будто старик летел в каком-то ином пространстве, а здесь присутствовало только его отражение. Чудеса инопланетной техники… Говорил мне что-то об этом Карла, но я так и не понял сути технологии.
– Как бы не свалился… – услышал я знакомое басовитое ворчание. – Как бы не разбился…
Протискиваясь сквозь толпу, по земле вслед за стариком Дитятькиным следовал пухлый мальчишка Кудесников. Глаз с парящего в вышине старика он не сводил.
– Вы таки достали дрынобулу? – спросил я.
Мальчишка досадливо отмахнулся и продолжил свой путь сквозь толпу, активно орудуя локтями и виляя толстым задом.
Интригующая тайна дрынобулы пробудила во мне любопытство, я попытался следовать за мальчишкой, но вскоре застрял в толпе и потерял Кудесникова из виду. То ли локти у меня были не такие острые, то ли задом не умел вилять, но меня основательно зажало между усеянным крупными шипами панцирем дородного трёхметрового звероящера с непропорционально маленькой змеиной головкой и выкрашенной в нежно-розовый цвет металлической бочкой на гусеничном ходу, с торчащими на консолях динамиками и телекамерами. Панцирь и устрашающие шипы звероящера были тёплыми и мягкими, как подушка, зато нежно-розовая металлическая бочка оказалась холоднее льда, и её борта покрывала изморозь.
– Прощу прошения… – басили динамики бочки, и внутри неё гулко булькало. – Прошу прощения…
– Извините… Извините… – противным дискантом вторила бочке змеиная голова звероящера.
Я терпел, молчал и аккуратно, чтобы не попасть под гусеницы бочки, передвигал по земле ноги, следуя за движением толпы. Левый бок начал леденеть, но правому боку пришлось ещё хуже. Звероящер обильно потел и вонял чесноком. Подозреваю, что без соединений мышьяка в поте звероящера не обошлось.
Минут через пять толпа начала редеть, и я сумел выскользнуть из тисков вонючего звероящера и ледяной бочки на гусеничном ходу.
Морщась от пропитавшего одежду чесночного запаха, я принялся растирать окоченевшую левую руку и не сразу увидел, что меня вынесло к аттракциону «Пещера Ужасов». Это был шатёр, добротно закамуфлированный под естественную скалу с круглой дырой входа, в которой клубился беспросветный мрак. Служитель зазывал посетителей в пещеру, но никто не отваживался. Освободив проход, пришельцы стояли слева и справа от пещеры и смотрели на вход, ожидая возвращения очередного любителя острых ощущений.
Наконец он показался, и я с удивлением узнал шерстистого знакомца о трёх руках. Он шёл медленно, ходульной походкой, копна волос на теле стояла торчком, все три руки висели, будто парализованные, невидящие глаза были похожи на огромные нарисованные плошки. О беспредельности ужаса, который он познал в пещере, можно было только догадываться – от него не спасла и изрядная анестезия самогоном.
Служитель придержал волосатика за руку, дал что-то понюхать раз, другой. Только после третьего вдоха волосатик вздрогнул, безумно завращал глазами, замахал руками. По копне вздыбившихся волос загуляли разряды статического электричества.
– Кто ещё желает? – воззвал к толпе служитель. – Есть смельчаки?
Толпа дрогнула и начала рассасываться.
– Неужели нет желающих? Мы предлагаем самый качественный ужас во Вселенной, без всяких дураков! Ну, кто решится?
Желающих насладиться «самым качественным ужасом во Вселенной» по-прежнему не находилось.
– Я понимаю, что среди вас нет первопроходцев, исследователей и первооткрывателей, понимаю, что на праздник прибыли рядовые самаритяне из разных уголков различных галактик, но неужели вы ни разу не желали ощутить ледяное дыхание открытого космоса или испепеляющий жар тысячи солнц? – Служитель прошёлся взглядом по толпе и неожиданно ткнул пальцем в меня: – Вот вы, например?
– Спасибо, но я недавно повидал весьма качественный ужас и больше не хочу, – сказал я.
– Вы? – изумился служитель. Он внимательно посмотрел на меня и безапелляционно заявил: – Вы в пещеру не входили!
– Не входил, – согласился я. – Я видел ужас в другом месте.
– И что это за ужас? – саркастически искривил губы служитель. – Более качественного ужаса, чем у нас, вы не найдёте.
– Один местный пёс показал мне свою пятую лапу, – сказал я и содрогнулся. Нет, я не вспомнил, какой из себя была пятая нога Барбоса, – одного воспоминания о воспоминании хватило, чтобы тело покрылась гусиной кожей.
Служитель на мгновение растерялся.
– О! – с уважением сказал он. – Это да. Это настоящий ужас. – Его тоже передёрнуло. – Снимаю шляпу перед вашим мужеством… Редко кто после этого остаётся в рассудке…
Он снял цилиндр, поклонился, и я увидел на плешивой голове такие же рожки, как у Карлы. Плешь, кстати, была точно такой.
Надев цилиндр, служитель потерял ко мне интерес, отвернулся и вновь обратился к толпе заученными словами.
– Самый ужасный ужас кроется в этой пещере! – нараспев, подвывая, вещал он. – Есть смельчаки, готовые испытать его на себе?!
Волосатик почти пришёл в себя и стоял, приглаживая тремя руками топорщившиеся на теле волосы.
– А дай я! – неожиданно заявил он. – Ещё лазок!
