– Вам хватит! – заявил служитель. – Вы три раза побывали. Это перебор!
– А я всё лавно хочу! Ещё лазок! – загорелся картавый пришелец.
Служитель попытался удержать его за руку, но волосатик ловко вывернулся и стремглав бросился в пещеру. Толпа ахнула и подалась вперёд.
Я посмотрел на зевак, на беспросветно чёрный зев «Пещеры Ужасов», пожал плечами и зашагал прочь, выбирая, где толпа пореже. Адаптироваться к виду пришельцев я адаптировался, но их развлечений не понимал. Скажи кто-нибудь неделей раньше, что при встрече с пришельцами я вместо налаживания контактов буду жрать с ними самогон да совокупляться блендишным способом, я бы рассмеялся. Здесь не дурдом, хуже дурдома. На какой основе с такими пришельцами контакт устанавливать? На основе математики, которая, как утверждает Поярков, является абсолютным языком для всех разумных Вселенной? Допустим, нарисую я графическое объяснение теоремы Пифагора и буду утверждать, что «Пифагоровы штаны на все стороны равны». А они будут хохотать до колики в животах и пальцами у висков крутить. Как штаны могут быть равны, когда нарисованные штанины разновеликие?!
Вдоль трассы американских горок толпа была совсем редкой. Болиды с ужасающим грохотом проносились по рельсам, трассу раскачивало, и «рядовые самаритяне» старались держаться от американских горок подальше. Странно, в общем-то – как с качелей улететь с выкидоном в неизвестность, так, пожалуйста, будьте любезны, а тут…
Я остановился у лотка, на котором были расставлены стаканчики с бесплатным, как и всё здесь, мороженым, хотел взять стаканчик, да так и застыл с протянутой рукой. А не напоминаю ли я тех самых пришельцев, которые при виде Пифагоровых штанов катаются по земле в пароксизме смеха? Быть может, я сейчас прохожу какой-то мудрёный тест на разумность и не могу понять, что за «штаны» мне демонстрируют?
Кто-то затеребил за рукав, я обернулся и увидел оливково-коричневую гигантскую сколопендру. Половина длинного сегментарного тела вытянулась над землёй и пританцовывала на многочисленных губоножках, другая половина приняла вертикальное положение, так что приплюснутая голова с десятком маленьких чёрных глаз у основания мелко подрагивающих антенн была на уровне моей.
– А позолоти ручку, милок, я тебе всю правду расскажу, – предложила сколопендра. – Что было, что есть, что будет, ничего не утаю.
Губоножки вертикальной части сколопендры беспрестанно шевелились в воздухе, громадные ногочелюсти двигались не в такт словам. Как будто сколопендра хотела меня схватить и зажевать. Милое создание…
Я тупо посмотрел на её губоножки, на ногочелюсти, заглянул в тёмные неподвижные глаза. По рельсам с грохотом промчался болид американских горок и привёл меня в чувство.
– Тут всё бесплатно, – нашёлся я, надеясь, что сколопендра прекратит цыганить и уберётся восвояси. Не верил я в кровожадные наклонности пришельцев, однако вид сколопендры не внушал симпатии.
– Тогда плюнь на руку, – неожиданно предложила сколопендра, протягивая ко мне сразу несколько губоножек с повёрнутыми вверх узкими то ли ладонями, то ли ступнями.
Я подумал. Темнота глаз сколопендры была сродни темноте зева «Пещеры Ужасов», и от их пристального неподвижного взгляда тянуло холодом оружейного дула. Десятка оружейных дул.
Пришлось плюнуть. Жалко, что ли, если пришелец столь убедительно настаивает?
Плевок не долетел до протянутых губоножек пару сантиметров, завис в воздухе, сплющился, а затем с сухим характерным потрескиванием закристаллизовался в ледяную монету. Сколопендра приподняла ледышку повыше, из её глаз выпрыгнули тоненькие рубиновые лучики, быстро почёркали по ледышке, будто сканируя, и исчезли.
– Да ты, милок, живородящее млекопитающее, – констатировала сколопендра, – вспомогательного пола в воспроизводстве двуполого примата. Аэробное голозойное гетеротрофное животное. Абориген туземной цивилизации на краю галактики Milky Way. Гм… Вроде бы сапиенс…
– Вроде бы, – усмехнувшись, согласился я. – Уже и сам сомневаюсь.
– А зовут тебя, милок, – не обратив внимания на моё замечание, продолжала сколопендра, – Сергей Владимирович Короп, и твои параметрические данные и психологический портрет занесены в реестр кандидатов в миракли окраины галактики Milky Way под оперативным псевдонимом «Чадо».
– Кандидатом в миракли? – удивился я. – Миракль, это что – чудотворец? Чудотворец Чадо… Звучит!
Я рассмеялся, но затем вспомнил апатичного миракля, с феерическим «выкидоном» стартовавшего в далёкий космос с карусели, и меня передёрнуло. Мираклем в виде желе быть не хотелось.
– Быть или не быть, милок, тебе мираклем, это бо-ольшой вопрос, – покачала головой сколопендра.
– Что ты тогда за предсказательница?
– Только сапиенсы туземных цивилизаций полагают, что будущее зависит от должности, – не согласилась сколопендра. – Кем бы ты ни был по должности, по своей сути ты останешься тем, кто есть. Твоё будущее здесь, – ткнула она меня губоножкой в грудь, и у меня заболело сердце, будто в него ткнули ледяной иглой. То ли совпадение, то ли она проделала со мной то же самое, что и со слюной, но в щадящем режиме. Либо… О естественной причине, почему закололо в сердце, я не желал думать.
Сколопендра закрутила головой, будто принюхиваясь, хотя ноздрей у неё не было.
– Ты никак, милок, в нечистую силу веришь? – спросила она.
– После встречи с тобой уже ни во что не верю, – поморщился я. – В особенности в разумных пришельцев.
– Зачем тогда чесноком натёрся?
– Не я натёрся, это меня звероящер в толпе обгадил.
– Ах, вот в чём дело, милок… Отойдём-ка от лотка подальше, чтобы мороженое нейтрализатором не забрызгать.
Сколопендра подхватила меня под локоть и провела метров десять вдоль трассы американских горок. Мимо с грохотом промчался болид, в котором растёкшийся по сиденью серо-зелёный пришелец с круглыми белыми глазами душераздирающе выл на одной ноте, будто нёсся навстречу чему-то такому, что хуже смерти. Вой мог означать и высшую степень восторга, но меня от такого восторга мороз продрал по коже.
– Не обращай, милок, внимания, – сказала сколопендра, придержав меня за локоть. – Мало ли кто как выражает свои эмоции.
Она глянула вверх и прищёлкнула губоножками как пальцами. К нам подплыл радужный воздушный пузырь, посмотрел на меня нарисованными глазами, сморщил нарисованный нос и лопнул, окропив тающим на одежде разноцветным конфетти. Запахло озоном, и чесночный запах пота звероящера исчез.
«Универсальный одоратор», – сообразил я. Мало ли чем от какого пришельца воняет…
– Так как, милок, – вновь на цыганский манер принялась обрабатывать меня сколопендра, – будущее хочешь знать али прошлое осознать?
– Своё прошлое я и без тебя знаю.
– Знание и осознание, милок, разные понятия.
– Ой ли? – фыркнул я.
