Они раскрыли ящик, извлекли тонкие металлические рейки и соорудили из них на рельсах перед болидом утлый пошатывающийся вертикальный квадрат. Дунь на него, и рассыплется.
– Сойдёт! – махнул рукой рабочий слева.
– Тогда включаю.
Внутри квадрата зарябило, и он стал похож на окно с волнистым, «дразнящимся» стеклом.
– Эх, сколько энергии уходит! – сокрушённо покачал головой рабочий справа. – Думал после смены подхарчиться, так на тебе… Нет, я всё-таки на Василия нажалуюсь.
Я не вмешивался в разговор – всё равно не захотят слушать. Манекены, они и есть манекены. Наконец-то я понял, что, кроме запрограммированной работы да желания «подхарчиться» энергией, для них ничего иного не существует. Ошибался Азимов, думая, что роботам можно привить какие-то этические законы. Железяка, она и есть железяка и при любых условиях железякой останется. Сколько лбом в стену ни бейся, стена не поумнеет.
– Ну что, толкнём?
– Толкнём.
Рабочие прошли в хвост болида, упёрлись в него руками.
– Поехали!
Болид медленно покатил к дразнящемуся мареву внутри утлого квадрата. Когда нос болида вошёл в окно, по мареву пошли концентрические круги и болид начал растворяться. Марево медленно поглотило нос болида, переднюю панель, мои колени, руки, а затем и весь я растворился. Без остатка.
Глава двенадцатая
Материализовался я на финишной прямой американских горок в Бубякине. Был поздний вечер, и толпа пришельцев в увеселительном городке значительно поредела. Болид медленно выкатил на посадочную площадку, освещаемую двумя плавающими в воздухе радужными пузырями, и остановился.
– С благополучным возвращением! – подходя к болиду, приветствовал меня служитель.
Я пробурчал что-то невнятное. Поймать бы сколопендру, посоветовавшую прокатиться на американских горках, да оборвать ей все губоножки. Пусть на обрывание неделя уйдёт, не жалко!
Служитель расстегнул ремни безопасности и помог выбраться из болида. Ноги меня не держали.
– Не обделались, нет? – участливо поинтересовался он, оглядывая кресло. – Знаете ли, всякое бывает… Иногда так болид загадят, ничем не отмоешь. Приходится списывать…
Я одарил служителя красноречивым взглядом, и он мгновенно ретировался. Сказал бы ещё слово, и я… И что бы я? Морду набил? Так это вряд ли, видел, как один такой, не в меру строптивый, пытался свои права отстаивать – теперь всю оставшуюся жизнь будет питаться овсяной кашей. Правда, он и до того только ею питался, но мне от этого не легче. Что я могу противопоставить кухонному секачу? Разве что теорему Пифагора…
Злость пшиком вышла из меня, как из проколотого резинового мячика, выпяченная грудь впала, расправленные плечи опустились. Потерянным взглядом я обвёл Луна-парк. Большинство аттракционов уже не работали, крутилось только колесо обозрения, да на американских горках служители поджидали последних пассажиров. Группки пришельцев продолжали бродить между аттракционами, но большинство покидали Луна-парк. Кто уходил в гостиницу, кто за неё, и тогда из-за здания блистала зарница, там что-то взрёвывало, и по небу проносился очередной метеор.
Неужели на этом праздник и закончился? Странно как-то, я ожидал чего-то большего… Вспомнилась распахнутая, как дверь гаража, пасть тираннозавра, и я зябко повёл плечами. Да нет уж, спасибо, большего не надо. Не по мне такое веселье…
Я глубоко вздохнул и поплёлся к выходу.
Летнее кафе у входа в Луна-парк пустовало, но бармен продолжал сидеть за стойкой. Я приостановился. Сыт был праздником по самое некуда, и всё же… В мягком свете красновато-жёлтого воздушного пузыря, висевшего над стойкой, в меру угодливая улыбка бармена выглядела приветливой, и я подошёл.
– Водки? – понимающе предложил бармен.
– Кофе, – не согласился я, усаживаясь на высокий табурет.
– Сей момент! – пообещал бармен, но не побежал в трейлер-кухню, а извлёк кофейную чашечку с блюдцем из-под стойки и поставил передо мной. – Прошу!
Над чашкой вилась тоненькая струйка пара, пахло свежеприготовленным кофе. Я внимательно посмотрел на улыбающегося бармена, на чашку с кофе и вспомнил, как Карла опохмелял Василия самогоном. Ещё один циркач на мою голову… И чего он раньше свои способности не проявлял, а бегал в трейлер?
Пригубив кофе, я неожиданно понял, что он не только отменный, но и приготовлен по моему рецепту. Немножко сахара, чуть-чуть корицы, густой… Даже порция моя – в маленькой чашечке. Но я уже не удивился, откуда бармен знает мои вкусы. Здесь знали обо мне такое, чего я сам о себе не знал.
– Ещё что-нибудь? – поинтересовался бармен.
– Да.
– Что именно?
– Можно посмотреть ваш секач?
– Будьте любезны!
Бармен с готовностью извлёк из-под стойки секач и положил на стойку. Вопрос его нисколько не удивил, и возникло нелепое предположение, что спроси у него, можно ли рубануть секачом по голове, как он тут же в меру услужливо подставит темя.
Я взял секач, взвесил на руке, потрогал лезвие. Секач был тяжёлым, ручка удобной, лезвие острым. Предположение-то нелепое, но чем их развлечения лучше?
– А что будет, – всё-таки не удержавшись, спросил я, – если я этот секач воткну вам в голову?
– Вряд ли у вас получится, – расплылся в улыбке бармен. Угодливо подставлять голову он всё-таки не собирался.
Поигрывая секачом, я скептически скривил губы.
– Это ещё почему?
Движения бармена я не заметил, но секач вдруг оказался у него, моя рука дёрнулась, заныли вывернутые пальцы.
– Потому, – продолжая как ни в чём не бывало улыбаться, сказал бармен и спрятал секач под стойку.
Я потряс пальцами, подул на них, осмотрел суставы. Спасибо, что вывиха нет. Что-то не везёт моим рукам, будто они, как у Василия, не оттуда, откуда надо, растут.
Левой рукой я взял чашечку, отпил кофе.
– Кажется, я что-то пропустил… – хмуро обронил я.
– Что именно?
Бармен был сама внимательность.
– Если бы знал что, не спрашивал.
– Когда? Когда вы сидели здесь и были пьяны в стельку или когда катались на американских горках?
Я подумал:
– И тогда, и тогда.
– Все мы что-то пропускаем там, где нас не было, – философски изрёк бармен, и его в меру угодливая улыбка показалась мне издевательской.
– Но вы-то здесь были.
– О-о, я! – многозначительно протянул бармен. – Я – это другое дело. Мне по рангу полагается знать кое-что о том, где не был.
«Ничего удивительного, – подумал я. – Любой бармен волей-неволей собирает сплетни. А мне это и нужно».
