– Спасибо, – поблагодарил я, забрал рукопись и ушёл. Жаль было шефа, но слов утешения не нашлось. Видел он во мне ученика, продолжателя своего дела, а я, получается, предал…
Защита диссертации была назначена на конец июля, и всё это время я бегал по инстанциям и оформлял документы к защите. Но, поскольку основная работа над диссертацией была завершена, я пару раз по собственному настоянию съездил в командировки на места обнаружения аномальных явлений. Причём один раз – в составе большой экспедиции в Калмыцкие степи вместе с шефом. Мне удалось наладить с ним ровные отношения, но былой приязни, которую ощущал к себе ранее, восстановить не удалось. Что было, того не вернёшь… И это касалось не только моих отношений с шефом.
Защита диссертации состоялась в конце июля и прошла с блеском. Я удостоился не только похвалы учёного совета, но и лестных слов оппонента в лице Пояркова. После вынесения положительного решения он долго тряс мне руку, говорил, что не ожидал от апологета теории внеземного происхождения НЛО столь взвешенной и конструктивной научной работы, объясняющей естественное происхождение аномальных оптических явлений в атмосфере. Шеф, услышав его слова, помрачнел, и я в вежливой форме возразил Пояркову, что моя работа не противоречит ни теории внеземного происхождения НЛО, ни теории их естественного происхождения, а лишь вносит некоторую ясность в суть этого явления. Поярков покивал, поулыбался, глядя на стоявшего рядом шефа, а затем внаглую предложил мне перейти на работу в его группу. Я вежливо отказался, но шеф при этом изменился в лице и покинул зал.
Однако на банкет шеф всё-таки пришёл. Ещё раз поздравил с защитой диссертации, сдержанно поблагодарил за то, что я отказался перейти на работу к Пояркову, и предложил мне должность ведущего специалиста по аномальным атмосферным явлениям. Я согласился, и наши отношения вроде бы вернулись на круги своя.
Пришёл на банкет и писатель-фантаст, чью идею я использовал в своей диссертации. Когда я позвонил ему, представился, а затем сообщил, что его идея легла в основу моей научной работы, он вначале подумал, что я филолог, который написал монографию о его творчестве, и, к моему удивлению, отнёсся к этому если не с прохладцей, то равнодушно. Однако когда я объяснил, в чём, собственно, дело, он неожиданно обрадовался и ничуть не огорчился, узнав, что, к сожалению, его фамилию я не упомянул, так как в научной работе считается дурным тоном ссылаться на фантастов.
– Главное, что вы знаете, кому принадлежит идея, и что не постеснялись в этом признаться! – с необычным жаром заявил он по телефону, а закончил уж совсем выспренне: – В конце концов, все мы работаем не наград для, а прогресса ради!
В общении он оказался, на удивление для писателя, довольно простым, если даже не простоватым, но коньяк на банкете пил – будь здоров. Далеко нашим научным сотрудникам до него! Разве что Василий-тракторист не уступил бы пальмы первенства.
На следующий день после банкета я вышел на работу, сел за стол, заваленный кипой бумаг… и неожиданно обнаружил, что работа, которой я спасался от гнетущей тоски, закончилась и теперь впереди только серые, беспросветные будни. Взгляд скользнул по календарю, я увидел на листке, что уже август, и тогда мне стало совсем тошно.
Быстро написав заявление, я направился к шефу и потребовал у него отпуск. Шеф внимательно посмотрел на меня, вздохнул и, ни слова не говоря, подписал заявление. Однако когда я выходил из кабинета, мне показалось, что отражение шефа в стеклянной дверце стенда с метеоритами пространно улыбается мне в спину. Будто шеф знал что-то такое, что мне неведомо. Странно, в общем-то, до сих пор я считал, что это мне известно нечто такое, что другим неведомо.
Придя домой, я бесцельно послонялся из кухни в комнату, на лоджию, обратно. Тоска не уменьшилась, а только усилилась. Может, напрасно я ушёл в отпуск? Потребовал бы у шефа какую-нибудь командировку к чёрту на кулички, глядишь, всё как-то легче бы жилось…
Я вернулся на кухню и стал готовить кофе. Хоть бы Мишка пришёл на кружку пива… Так нет, сегодня понедельник, а он ко мне теперь только по выходным заглядывает…
Приготовив кофе, я прошёл в комнату, включил телевизор, сел на диван. Но ни кофе, ни телевизор не спасали от щемящей тоски.
С лоджии донеслось хлопанье крыльев, и я впервые не вздрогнул, услышав этот звук. Раньше я всегда вздрагивал, когда слышал лай собаки или хлопанье крыльев.
«Адаптируюсь потихоньку к будням…» – с грустью подумал я, подошёл к лоджии, выглянул… И обмер. На перилах вместо ожидаемого голубя сидел птеродактиль Ксенофонт и раздражённо щёлкал зубами.
– Ты собираешься на праздник? – возмущённо поинтересовался он, по своей гадкой привычке забыв поздороваться.
– Какой ещё праздник? – оторопел я.
– Ежегодный. День Пришельца. Тебя там ждут.
Я хотел спросить, кто меня ждёт, но слова застряли в горле. Я знал, кто меня ждёт…
Из цикла «А у нас во дворе»
Работа за рубежом
1
Робко, будто спросонья, запиликал электронный будильник. И какой дурак выставил время? Сил протянуть руку и выключить будильник не было. Пиликанье начало набирать обороты и постепенно перешло в отвратительное непрерывное верещание.
– Ларионов! – страдальчески воззвала из соседней комнаты Машка. – Выключи будильник!
С закрытыми глазами я подвинулся на край кровати, наобум хлопнул ладонью по тумбочке, но с первого раза не попал. Подвинулся ближе, наконец-то дотянулся до будильника, хлопнул по нему и вместе с отключением звонка свалился на пол.
Где же это я так вчера, а? Ах да, раут… И дураком, выставившим на будильнике время, был я сам. Вспомнить бы, зачем?
– Чьё тело упало? – вновь подала голос Машка. – Похоронную команду вызывать?
– Не дождёшься! – простонал я, усаживаясь на полу. Голова раскалывалась, и вспомнить, какого чёрта завёл будильник, не получалось. Это плохо. Куда мне надо торопиться с утра? С кем-то встретиться? Зачем?
Тяжело поднявшись, я поволок ноги в ванную. Однако ни холодный душ, ни контрастный не помогли – в памяти по-прежнему зиял провал. Пока чистил зубы и брился, услышал в прихожей приглушённый разговор. Неужели кто-то с утра пораньше напросился в гости, и ради этого я вынужден был проснуться под мерзкий трезвон?
Выглянув из ванной комнаты, я увидел, что это не ко мне. И не пришёл, а уходит. Щупленький чернявый парнишка в джинсовом костюмчике чмокнул Машку в щёку и выскользнул из квартиры. Машка закрыла дверь, запахнула халатик и с независимым видом направилась в свою комнату.
– Слушай, – спросил я, – а почему ты не в школе?
Машка остановилась и одарила меня таким взглядом, будто перед ней не отец стоял, а, по крайней мере, призрак отца. Причём не родного, а отца Гамлета.
– Ларионов, ты хоть в окно выглядывал?
– А что?
