– Не стоит песпокоиться, – заверил «Гурвинек». – Всё претусмотрено. Фаша отешта стесь. Перите.
Он извлёк из-под стола пластиковый пакет и протянул мне. С трудом соображая, где рукава у рубашки, а где штанины у джинсов, я оделся.
– Присашивайтесь, – повторился «Гурвинек».
Я машинально сел в кресло.
– Осталось выполнить непольшие формальности. – Он положил передо мной листок бумаги и пачку долларов. – Фаша сарплата. Распишитесь.
Я расписался, сунул деньги в карман. Сознание пребывало в ступоре, и слов не было.
– Фсехо фам ттопрохо, – кивнул «Гурвинек», спрятал расписку в стол и повернулся лицом к экрану компьютера.
И мне ничего не оставалось, как встать и выйти на улицу.
В переулке свирепствовал жаркий июльский полдень. Яркое солнце резало глаза, асфальт под ногами плавился, душный городской воздух ватой забивал лёгкие. На Минейре всегда была оптимальная температура и чистый воздух, но это я понял только сейчас. Механически, будто робот, я прошагал к скверику и сел за столик летнего кафе. Официант подал дежурное блюдо – сардельки с тушёными грибами, я вяло поковырялся вилкой, но еда показалась пресной и невкусной. То ли дело на Минейре… Откинувшись на спинку пластикового кресла, я уставился на золочёную рыбку в фонтанчике – чем-то она напоминала золотую рыбку, которую поймал в мутных водах речушки галактической заграницы.
Краем глаза я уловил, как кто-то подсаживается ко мне за столик.
– Привет, Ларионов!
Я повернул голову и увидел всё того же бородача.
– Ну, и как тебе заграницы? – спросил он.
Я не ответил, молча глядя ему в глаза. Маленькие, подслеповатые, но не хитрые, как показалось месяц назад. Глазки бородача бегали по моему лицу, будто в ожидании какой-то помощи. Мольба и надежда были в них. Что-то он от меня ожидал, чего-то хотел, но чего?
– М-да… – участливо протянул он. – Пришибло тебя изрядно. Водочки?
Я подумал немного и кивнул. Мысли текли вяло, заторможенно. Некому было снять психологический стресс, как при переносе с Земли на Минейру, и лучшим средством прийти в себя была водка.
Бородач радостно крякнул, налил водки в пластиковые стаканчики.
– Не пьём, а лечимся! – поднял свой стаканчик и выпил.
Я тоже выпил и с непривычки закашлялся.
– Запей!
Он налил мне минеральной воды, я послушно запил и принялся за сардельку. Охмелел почти сразу. Это сняло заторможеность сознания, помогло немного раскрепоститься, но чувство нереальности происходящего не исчезло. Я словно раздвоился – один Ларионов сидел за столиком, закусывал, а второй наблюдал за ним со стороны.
– Сева, – наконец-то представился бородач и протянул руку через столик.
– Ларионов, – кивнул я, хотя моё «имя» ему было откуда-то известно, и пожал руку.
– Ещё? – предложил он.
– Нет, спасибо. Отвык, – сказал второй Ларионов, который якобы наблюдал за первым, поглощающим сардельку.
– А я выпью, – тяжело вздохнул Сева, налил полный стаканчик, выпил залпом, шумно втянул носом воздух, но закусывать не стал. – Ну и как тебе там показалось?
– Где – там? – Два Ларионова наконец совместились в одного, хмель, ударивший было в голову, пропал. – Ты кто – один из них?
– Если бы… – невесело усмехнулся он и отвёл глаза в сторону. – Я – такой же, как ты. Тоже побывал за границей.
– А от меня чего хочешь? – напрямую спросил я.
– От тебя? – удивился он. – Ничего я от тебя не хочу. Разве что посидеть вместе, поговорить, водки выпить. Знаешь, как опять туда хочется?
– Так в чём дело? Завербуйся снова.
Бородач Сева удивлённо посмотрел на меня.
– Ах да, ты ещё не в курсе… Вакансий для меня нет. Да ты обернись, посмотри.
Я обернулся и замер от изумления. Вместо красочной витрины бюро по найму на работу за границей я увидел пыльную витрину магазинчика скобяных товаров.
– Такие дела… – скорбно протянул Сева. – Водки налить?
– Нет, – я отрицательно помотал головой. Защемило сердце, и на душе стало тоскливо. – Ничего не хочу. Пойду я…
– Понимаю, – кивнул он. – Иди. А я выпью.
Я молча встал и побрёл домой. Вселенская апатия царила в душе, будто меня выпотрошили, и по улице передвигался не Ларионов, а его пустая оболочка.
Во дворе, по асфальту у соседнего подъезда, были рассыпаны цветы. «Кокнули-таки Хацимоева…» – вяло пронеслось в голове. Цветы были дорогими: розы и огромные гвоздики, – вряд ли кто иной в нашем доме мог расщедриться на столь пышные похороны. Реальность нашего мира настойчиво вторгалась в сознание, но я не хотел её принимать. Какое мне дело до гибели депутата, до перестрелок, вообще до чего бы то ни было?
Поднявшись на лифте к себе домой, я открыл дверь и увидел в коридоре белобрысого парнишку в одних трусах.
– Это что ещё за явление? – вызывающе спросил он, недобро уставившись на меня.
Из своей комнаты выглянула Машка и одарила меня недовольным взглядом.
– Это Ларионов, – буркнула она, схватила парнишку за руку и увлекла в комнату.
Ни «здравствуй» мне, ни «как дела?», ни «где ты пропадал?» Будто и не отсутствовал дома целый месяц, а на минуту вышел за хлебом.
Я прошёл в свою комнату, не раздеваясь, рухнул на кровать и проспал весь день и всю ночь. Снились мне каньон, маленький домик, прилепившийся к скальной гряде, цветник у дома, спокойная речка…
Ровно в семь утра, будто по будильнику, я вскочил, открыл глаза… И увидел, что нахожусь в постылой городской квартире. Радостное настроение, навеянное хорошим сном, улетучилось. Из открытого окна со двора доносились шорох метлы и громогласное возмущение дворничихи бабы Веры в адрес крутых мира сего, которые и после смерти «мусорют». Реальный земной мир нагло вторгался в сознание, и мне было тошно.
Я встал, прошёл в ванную комнату, машинально почистил зубы, побрился, умылся, а затем долго рассматривал себя в зеркало. Вновь вернулись мысли о суициде, и мне захотелось повеситься. Как там я писал зубной пастой на зеркале: «Да здравствует мыло душистое и верёвка пушистая…»? Я не стал повторяться – всё равно никто не поймёт. В лучшем случае обругают, что пасту перевёл и зеркало загадил.
Естественно, что завтрак на кухне меня не ждал, а в холодильнике было пусто. На столе лежала записка:
«Меня не будет неделю. Будьте здоровы!»
Насчёт здоровья жена правильно написала. Да только как поправить душевное здоровье? Лекарства, кроме водки, я не знал.
Вскипятив воду в чайнике, я приготовил растворимый кофе и сел к столу.
Топоча босыми ногами по полу как слон, в кухню вошла заспанная, растрёпанная Машка в плотно запахнутом халатике.
