– Спасибо… – покраснев, закивал он. – Большое спасибо, Шахерезада Одихмантьевна…
Карга загадочно усмехнулась, и в беспросветно-чёрных глазах заиграло лукавство.
– Так вы действительно не хотите знать, выиграете ли путёвку на Альгамбру?
– Нет-нет… – принялся отнекиваться Лопухин и попятился. – Пусть будет, как будет… Спасибо, Шахерезада Одихмантьевна!
– Воля ваша, – кивнула ведьма и отвернулась.
И тогда Лопухин, как заяц, задал стрекача. Чёрт его дёрнул в век научно-технического прогресса и полётов в космос обратиться к ведьме!
Дома он отдышался, выпил рюмку водки и наконец-то пришёл в себя. И чего он испугался, разговаривая с Каргой? Что за предрассудки? Все её магические чары, предвидение будущего давно растолкованы наукой как особый дар человеческой психики, и ничего потустороннего в этом нет. Правильно он сделал, что обратился к ней за советом – от кого бы узнал, что в космической лотерее нет никакого обмана? То-то и оно… Правда, ведьма поняла, что с его стороны не всё честно, но кого это волнует? Когда на кону стоит мечта всей жизни, можно немного приврать.
Игнат подмигнул Веронике, улыбающейся ему с фотографии на стене, надел заветную «гавайку» и сел заполнять анкету. При этом он опять ощущал себя зелёным крокодилом, вымаливающим у Айболита галоши, но стыдно ему не было.
В этот раз он врал без всякого стеснения, льстиво называя фурфач высококалорийным продуктом большой энергетической ёмкости, от потребления которого его за уши не оттянуть. А последней графе «Усвояемость» он превзошёл себя, написав: «Стопроцентная, без остатка». Гордясь этой фразой, Лопухин запечатал письмо, снова подмигнул Веронике и с полчаса в приподнятом настроении прохаживался по квартире. Как будто уже выиграл заветную путёвку.
Когда эйфория поубавилась, он снял гавайку, спрятал её в шкаф и задумался: что ему делать с тремя пятикилограммовыми тубами фурфача? В прошлый раз последний пакетик фурфача он, не распечатывая, выбросил в мусорный бак соседнего двора, и ничего особенного не случилось. Но то был маленький пакетик, никто и не заметил, а пятикилограммовые тубы незаметно не выбросишь… Да и тащить их в соседний двор нелегко.
Ничего лучше не придумав, Лопухин выбросил тубы посреди ночи в мусорный бак в своём дворе. Он надеялся, что мусор увезут на свалку без каких-либо эксцессов, как и с соседнего двора.
Утром, выйдя из дому, он специально прошёл мимо мусорных баков. От них неприятно пахло пищевыми отходами, но никак не фурфачом. И успокоенный Лопухин с лёгким сердцем пошёл вначале на почту, отправлять письмо, а затем на работу.
Через час к мусорным бакам подошли два бомжа, покопались и извлекли тубы с фурфачом. «Откройте нас, и вы испытаете райское наслаждение!» – обратились тубы к бомжам, и они вскрыли упаковки.
«Райское наслаждение» испытали не только они, но и все жители дома, а также три бригады «скорой помощи», два наряда милиции, взвод МЧС, бригада «Медицины катастроф», войсковое подразделение химзащиты и рота спецназа, оцепившая район, который подвергся, как на следующий день написали газеты, террористической газовой атаке. Всех жителей эвакуировали в противогазах, мусорные баки проверили на наличие взрывных устройств, затем увезли на машинах с песком на полигон токсических отходов, а двор и подъезды основательно обработали хлорной известью. По навету кляузника Портянкина следственные органы арестовали квартирующего во втором подъезде кавказца Гиви, который торговал на рынке овощами, и двое суток продержали в каталажке на предмет выяснения его связей с Аль-Каидой.
Всё это Лопухин узнал на следующий день от дворничихи бабы Веры, когда возвратился домой с суточного дежурства. Жители уже вернулись в свои квартиры, а баба Вера брандспойтом смывала с асфальта хлорную известь и на весь двор костерила международный терроризм. Обмирая сердцем из-за боязни, что кто-нибудь догадается о его причастности к «международному терроризму», Лопухин слушал её рассказ, кивал, охал, поддакивал. А когда пришёл домой, твёрдо решил, что больше не будет участвовать в акции трансгалактической фирмы «Ной и сыновья». Зря он триста рублей отдал. Прав был Могол, лучше бы они эти деньги пропили… Появится пришелец-почтальон, он всю правду о фурфаче в его три глаза выскажет и потребует, чтобы почтальон убирался к чёртовой матери вместе с очередной порцией высококалорийного продукта с большой энергетической ёмкостью.
3
Прошло две недели в томительном ожидании посланца из космоса. Ничего существенного за это время не произошло, если не считать визита участкового Милютина, который обходил жильцов дома в целях выяснения подробностей террористической газовой атаки.
– Добрый день, Игнат Степанович, – устало поздоровался участковый, как только Лопухин открыл дверь.
– Здравствуйте, сержант, – натянуто сказал Игнат, внутренне напрягшись. – Чем обязан визиту правоохранительных органов?
– Зачем столь официально? – вздохнул сержант Милютин, снял фуражку и вытер платком тулью.
– А неофициально, сержант, приходите ко мне без формы.
Милютин надел фуражку и посерьёзнел.
– Я опрашиваю свидетелей террористического акта с применением удушающих газов, который имел место быть в вашем дворе, – сказал он. – Что вы можете сообщить по данному поводу?
– Ничего.
– Как это – ничего? – возмутился сержант.
– В момент происшествия я был на работе. Можете проверить.
– Та-ак… – протянул Милютин. – А по нашим данным за неделю до террористического акта аналогичный запах ощущался в канализационном стояке вашего подъезда. Вы тогда тоже были на работе?
– Нет, не был, – честно сознался Лопухин, лихорадочно соображая, кто мог на него донести. С Каргой участковый вряд ли беседовал, даже милиция старалась обходить ведьму стороной. Скорее всего, Портянкин настрочил очередную кляузу. С него станется… Либо Аэлита Марсова нажаловалась, припомнив, как Игнат отказался чистить стояк.
– И как вы тогда всё это объясните? – спросил участковый, требовательно глядя в глаза.
– Да что же это такое творится?! – возмутился Лопухин, зная, что лучшее средство обороны – наступление. – Как дерьмом воняет, так сантехник виноват?
– Выходит, не желаете сотрудничать со следствием? – многообещающе уточнил Милютин.
– Да я бы с дорогой душой, – растерялся Игнат, – но не знаю ничего…
Врать ему было не привыкать – такие дифирамбы фурфачу пел в письме, что и сейчас стыдно.
Милютин внимательно посмотрел в лицо Лопухину, ничего в нём не нашёл, устало вздохнул и отвёл взгляд. Затем снял фуражку и снова протёр тулью платком.
– Ладно… – сказал он. – Не знаете, так не знаете. До свиданья.
– До свиданья, – кивнул Лопухин, закрыл дверь и облегчённо перевёл дух. Кажется, пронесло…
Он прошёл на кухню, посмотрел на портрет Вероники, ища у неё поддержки.
