Книга Большая книга новогодних историй для девочек, страница 25. Автор книги Лидия Чарская

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Большая книга новогодних историй для девочек»

Cтраница 25

И этот голос, и это обращение «миленькая» тоже не предвещали ничего доброго. По опыту знала Ганя, что чем сильнее бывала ярость старшей закройщицы, тем тише и обходительнее становилась она на первых порах в отношении своей жертвы.

Едва переступая подкашивающимися на ходу ногами, Ганя подошла к ней.

– Что же, по-твоему, миленькая, – начала пониженным, срывающимся от затаенной ярости на каждом слове шепотом ее мучительница, – что же, по-твоему, прорезала материю, которой цены нет, испортила вещь до негодности и уверена, что все это вздор и пустяки и что все это тебе простится и с рук сойдет? А? Что ты на это скажешь, миленькая?

Что могла сказать Ганя? Ее зубы стучали, как в ознобе, ее худенькое тело трепетало, и каждая черточка выражала ужас и отчаяние в ее побелевшем, как известь, лице. Это молчание, это беззащитное состояние девочки, а более всего ее широко раскрытые страхом, невинные, полные мольбы и ужаса глазенки, казалось, еще сильнее подняли ярость в душе старшей закройщицы. Маленькие глазки Розы Федоровны сверкнули недобрым огоньком. Она подняла руку и изо всей силы ущипнула Ганю за шею.

Девочка не выдержала и громко вскрикнула от боли.

В этот же миг костлявые пальцы ее мучительницы до боли сильно зажали ей рот, в то время как другая рука подтолкнула девочку по направлению маленькой дверцы, находившейся в узком коридорчике подле кухни.

– Ага! Ты еще кричать! – зашипел ей в ухо зловещий шепот. – Скажите на милость – недотрога какая! Материю драгоценную искромсала да еще хочет, чтобы ее по головке за это гладили. Как бы не так!

При этих словах она втолкнула Ганю в небольшую каморку вроде кладовой, где по стенам шли полки для провизии, а на полу лежали большие мешки с коксом для топки камина.

«Здесь заболела Зина! В этой каморке началось то „страшное“, которое закончилось смертью одной из учениц!» – вихрем пронеслась страшная мысль в голове Гани, и она с ужасом вскинула глаза на приблизившуюся к ней закройщицу.

– Ну, миленькая, здесь ори сколько вздумается, – ехидно заметила последняя, – здесь тебя не только в коридоре, но и Софья в своей комнате не услышит!

И с этими словами она изо всей силы толкнула Ганю на один из близлежащих мешков. В ту же минуту бог весть откуда появившийся кожаный ремень с пряжкой взмахнул в воздухе и больно ударил по спине девочку.

Ганя не успела ни крикнуть, ни защититься. Теперь удары сыпались на нее один за другим, один за другим без числа и счета. С бешеной злобой, с выкатившимися от ярости глазами ее мучительница приговаривала вслед за каждым ударом своим жутким шипящим голосом:

– Вот тебе, вот тебе… Будешь знать, как дорогие платья портить! Будешь помнить, как надо добро чужое беречь!

Костлявая рука, вооруженная ремнем, то поднималась, то опускалась с лихорадочной поспешностью. Удары ложились на трепещущее от боли извивающееся тело девочки. Громкие стоны Гани наполнили каморку и сени. Наконец прекратились и они… Тогда старшая закройщица швырнула в угол ремень и, грубо схватив за плечи свою жертву, поставила ее перед собой:

– Знай, – шипела она перед самым лицом девочки, – знай, не простят тебе Мыткины испорченного лифа, каждый день тебя такая же трепка ожидает… Я вас выучу, недотепы скверные, как с дорогими вещами обходиться! Я вас выучу, будете помнить меня!

И она шагнула к двери, тяжело дыша и потирая свои костлявые руки, уставшие от наносимых ими побоев.

Ганя осталась одна перед открытой в коридор дверью с мучительно ноющей болью во всем теле.

Избитая, измученная, обиженная и уничтоженная, стояла девочка посреди холодной каморки, между мешками с коксом, в той самой каморке, где четыре месяца тому назад погибла другая, такая же маленькая, никому не нужная девочка, благодаря жестокости той же «страшной Розки».

В отуманенной голове Гани было только сознание горечи от перенесенной обиды.

«За что? За что так поступили со мною? – выстукивала мысль в затуманенной детской головке. – Да разве нарочно я разрезала лиф? Разве с умыслом? Господи! Господи! Так испугалась я, когда услышала о возможной смерти моей бесценной Ольги Леонидовны… Рука дрогнула от волнения, и ножницы прорезали материю на живом месте. Разве я виновата в этом? А Роза Федоровна? Зачем она так жестоко обошлась со мной, когда обещала мастерицам простить меня и испросить даже прощение у „самой“? Зачем же она согласилась? Разве можно жить после всего этого на белом свете, когда столько неправды, несправедливости и лжи на земле! И хорошо сделала, что умерла Зина! Бедная Зина! Что она пережила здесь, прежде чем умереть?»

Ганя широко раскрытыми глазами оглядела узкие стены каморки… Ничего страшного… А их глупые девочки боятся ходить сюда. Уверяют, что здесь плачет и стонет по ночам душа Зины, не находящая себе покоя.

А что если и она, Ганя, простудится здесь и умрет? Вот славно было бы! Умрет, как Зина, и не будет слышать уже брани «страшной Розки», не чувствовать ни ее щипков и колотушек, ни ударов ее кожаного ремня. Что если она останется здесь добровольно, до самого утра пробудет в этом холодном чулане, пока не закоченеет от холода, как Зина?

Ведь тогда не придется ей идти униженно просить прощения за испорченное платье у купчихи Мыткиной и ее дочери. Да и простят ли они?

Ганя мысленно воспроизвела перед своими глазами образ толстой, сытой миллионерши. Перед ней встало как живое ее лоснящееся самодовольное лицо и жесткая складка у губ… Нечего и говорить, что у такой-то трудно ожидать снисхождения. А ее дочь?

Румяная, тщеславная, себялюбивая Люсенька, презрительно поглядывавшая на всех, кто был ниже ее по положению, едва ли найдет снисхождение в своем сердце!

А если они не простят ее, Ганю, то снова побои, щипки, крики и брань ожидают ее. Нет-нет, лучше смерть в таком случае!

И девочка, твердо решив повторить своим поступком участь покойной Зины, повалилась как сноп на жесткие мешки с углем.

* * *

– Это еще что такое? Нечего здесь прохлаждаться зря, ступай в коридор и сейчас ложиться спать у меня. Слышишь?

Белая фигура снова предстала на миг перед Га-ней, и костлявые, но сильные и цепкие руки Розы Федоровны вытолкали ее из чулана.

– Сейчас же спать ложиться! Марш! – еще раз приказала она, толкая Ганю по направлению к ее убогой постели в коридоре.

Нечего было делать, и девочка подчинилась поневоле; укладываясь на своем жестком ложе, она слышала, как закрывала на ключ дверь, ведущую в сени, ее мучительница, очевидно, догадавшаяся о наивных замыслах Гани.

Слышала еще Ганя, как Роза Федоровна разбудила Софью, отличавшуюся исключительной способностью спать как убитая во всякое время, и передала ей ключ.

Последняя надежда на скорое избавление от тяжелой безысходной доли исчезала с этим поступком закройщицы из сердца девочки, и она тяжело вздохнула. Впереди предстояли бесконечные дни страданий и горя. И эти ужасные наказания в чулане, от которых все тело ноет и болит…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация