С частым пофыркиванием Йорка уставилась на мою тарелку, где сиротливо приткнулись друг к дружке пять жареных плуксовых ребер.
– Как в царстве животных, блин! – пробурчал я, пододвигая тарелку девушке. – Словами нельзя?
Тарелку забрали, вытряхнули содержимое на свою, после чего мою посудину облизали и вернули. Блестит! Можно не мыть! Девушка! Заберите чистую посуду!
Массируя левый локоть, оперся о стену. Оглядываться нужды не было. Я сидел так, чтобы видеть вход, а если чуть скосить глаза – то и проход в служебные помещения. А он отгорожен пластиковыми и металлическими щитами. Сверху лаконичная надпись «Кухня». Слева от проема еще лаконичней «Посторонним!»
Вот вроде не понятно – но ведь понятно! Так и живем…
Убедившись, что зомби закончил самогонное медитирование, постучал пальцем по столу, привлекая его внимание.
– Уважаемая нежить. Пора бы исповедоваться. Люблю в подчиненных бесноватых убийц и кровавых психопатов. Но и захватывающие трагичные истории тоже люблю. Рассказывай. Подробно. Если деталь кажется несущественной – все равно рассказывай.
– Да что рассказывать-то? – вздохнул Баск. – Коротко и грустно.
– Прямо как я люблю. – подбодрил я. – Начинай, а я закажу еще три… Йорка ты огненную воду будешь?
– Самогон? Нет! Мясо буду! Именно косточки. Чтобы именно грызть…
– Вот и ты меня пугать начала. – вздохнул я. – Баск отдай ей ребра. Пусть грызет. А нам попрошу-ка я еще по стопочке, что скажешь?
– Выпью!
Жестом показав требуемой понятливо кивнувшей официантке, чуть отодвинулся от хлюпающей и чавкающей Йорки. Чтобы не забрызгало. Что за жизнь? День не могу походить в чистой одежде – вечно заляпаюсь. И почти всегда это кровь. Я уже скучаю по серой жиже.
– Только факты? – уточнил слепой зомби.
– Только факты. – подтвердил я, борясь с желанием проверить интерфейс. Становлюсь интерфейсозависимым…
– Нас было двое. – начал Баск как-то сразу, без обычного для истории начала. – Я и Шток. Не назвал бы нас друзьями. Да и группы не было. Но после ежедневных заданий часто тусовались вместе в семнадцатой кляксе. Иногда бурлачили. Я старался накопить как можно больше денег. Шток – он всегда жил одним днем. Предпочитал жить весело и не думать о завтра. Может и правильно… раньше я старался планировать, а сейчас… может и стоило отрываться по полной… Но речь о другом. Один раз помогли бригаде Ржавые перетащить пару тяжелых штук, а затем отмыть их. Отблагодарили нас щедро. И Шток уговорил меня сходить повеселиться. Пошли, говорит, в жопу! Ну мы и сходили…
– Прости, – моргнул я, – куда вы сходили?
– Вроде бара. Заведение. Такое же как здесь, только дешевле. Неподалеку отсюда. Над входом нарисована задница, над ней написано «Жопа мира», прямо по ягодицам «Окраина», а снизу – «Добро пожаловать в реальность».
– Метко подметили. – восхитился я. – Хотя если верить той карте, что я увидел сегодня, Окраина все же не центр. Мы ягодица. Левая. А вот Дренажтаун… вот там центр…
– И там воняет! – прочавкала Йорка.
– Сходили вы… дальше что?
– Там и познакомились с этим… сегодня вы его видели.
– Кого мы на скамейку отдохнуть положили? – понизил я голос.
– Он. Имя Ладос. Веселый, компанейский. Я сам не заметил, как рассказал ему о себе все и даже больше. Он тоже болтал постоянно. Но о себе ни гу-гу – это я уже потом понял. Когда в голове своей тупой раз за разом тот вечер прокручивал. Каждую секунду, каждое слово. Все пытался понять – мог ли я тогда уловить что-то неладное. Понять, что нам со Штоком готовят страшное.
– Но не уловил.
– Не уловил. И знаю, почему.
– И почему же?
– Сука Ева!
Йорка чуть не подавилась костью. Я удивленно приподнял бровь. Уже привык к спокойствию и внешнему равнодушию зомби. А тут столько ярости…
– Красивая? – предположил.
– Мягко сказано, – невесело усмехнулся Баск. – Могу тебя в этом заверить! И знаешь, почему я так уверен, что эта сука красива?
– Даже гадать не возьмусь.
– Потому что ее лицо – последнее, что я увидел за миг до того, как ослепнуть! Как только пытаюсь вспомнить – каково это видеть мир? – вижу ее сучье лицо!
Бам! Ладонь по столу. Стук… и на низкий пластиковый стол опустились две стопки самогона. Р-раз! И одна стопка уже пуста, проглотивший горлодер зомби с рычанием мотает головой. Рядом опять урчит вернувшаяся к еде Йорка. Чувствую себя выпавшим из компании гоблинов и зомби. Может, тоже что-то этакое сделать? Рыгнуть, бросить посуду на пол – вполне в духе гоблинов.
– Но я поторопился. Отмотаю назад. Мы сидели в Жопе с семи до полуночи. В полночь она и явилась – гребанный суккуб! Облегающие шортики так коротки, что… к-хм…
– Продолжай. – поощрил я, отпивая из своей стопки и полоская самогоном рот.
Дезинфекция. В душе зубную щетку и пасту не предлагают. А купить забываю. Хотя у большинства здешних гоблинов оскал даже не желтый, а буро-черный, цвета сгнившей коры или круто заваренного чая. Ходят, скалятся…
– Топик, шортики, блондинка с густющими волосами до пояса, грудь, попка… все при ней, короче. Вы не подумайте – на нее все смотрели. И я тоже. Но как… смотрел и понимал – у меня и шанса нет. У ней крупными буквами на лице написано было, что самой сексуальной частью мужика она считает размер его баланса. А мы орки с мечтами перекраситься в полуросликов. А вот Шток… он уже хорошо выпил. И ему прямо крышу снесло от Евы. Она на него разок глянет… Говорю же – суккуб. Я сразу так подумал. Хотя лучше про девушек такое не говорить – нехило отхватить можно.
– Почему?
– Суккубами или сукками в Дренажтауне платных девочек называют. – утерев рот, пояснила Йорка. – Класс. Я сыта…
Сыта она. Как же. По сути ничего и не съела. Просто сам вкус и аромат жареного мяса…
– Проститутки? – уточнил я.
– Точно.
– И называют их суккубами или сукками? Я верно понял?
– В точку. Мы были гоблинами, стали орками. Теперь боевые орки. А они – сукки, суккубы. Это про девочек. Платные парни – инкубы.
– Инкубы и суккубы. – хмыкнул я. – Потрясающе. Зато понятно. Идем дальше по истории. Эта Ева – она сукка?
– Да вроде нет. Просто одета так… ну ты понимаешь… Ей и с руками-ногами повезло исключительно – прямо как родные. Ножки, руки – все в тему.
– Ясно. Давай дальше.
– Еще выпьем?
– Плохо тебе не станет?
– Да я трезв.
– Вижу. – согласился я.
Он убил. Возможно, в первый раз. В таких случаях алкоголь часто пасует и почти не действует на организм свежеиспеченного мокрушника.