Шансы нулевые. Я бы рискнул будь шансы получше. Но они действительно нулевые.
Но может я зашел не с той стороны?
– Винтовок всего три? – спросил я напрямую – Или у других боевой ранг не позволяет?
– Винтовок всего три – ответил паук – Раньше было пять. Все у пауков.
– Так… и что с ними стало?
– Две были уничтожены в один день и час. В давнишнем взрыве.
– Давно?
– Очень давно.
– В таком же взрыве как сегодняшний?
– Сегодняшний – мелочь – махнул лапой паук – Наших погибло немало. Нижних зацепило. Но поверь, Оди – это мелочь.
– А что конкретно случилось?
– Про наши внутренние дела я тоже молчать умею.
Пожав плечами, я постучал пальцами по столу и передо мной разложили новую партию фотографий. Эти тоже не выглядят слишком старыми. Зато на них с разных ракурсов изображено весьма яркое, красочное, блестящее и крайне непрофессионально запечатленное зрелище.
– Что за тупорый фотографировал? – осведомился я, пытаясь хоть что-то разглядеть в красочном бесформенном месиве.
Это площадь перед главным входом в паучью крепость Лихткастил. На ней уйма народов, торчат во все стороны стальные и мясные лапы, кричащих цветов одежда. Видны плывущие над головами тарелки с жрачкой, на переднем фоне танцует пара обнаженных бабенок смутных, но явно не стройных очертаний. Но все снято слишком издалека. Не различить лиц. Вообще никаких деталей не различить. Мусор.
Поведя ладонью, я собрал их в кучу и отодвинул к пауку. Поднял глаза. Паук из ПауПам сидел и сверлил глазами столешницу.
– Ты делал фотографии? – понял я.
– Я – с сокрушенным вздохом признался тот – Но…
– Но наделал дерьма – подытожил я – Еще фото есть?
– Нет. Таково правило – делать не больше девяти фотографий за шесть месяцев. Иначе быстро все истратим.
Быстро пересчитав, я хмыкнул – ровно девять.
Девять драгоценных и безнадежно запоротых кадров. Ну ты и кадр, паучина…
– Было бы смешно, придумай ты это правило – добавил я.
Паучья башка опустилась еще ниже, слюнявые жвала едва не коснулись стола.
– Я… – донеслось едва слышно.
– Давай следующие фото – велел я, снова стуча пальцами по столу.
Тасуя фотографии, смущенный паук не удержался от вопроса:
– Стебаться надо мной не хочешь?
– Я же сказал – мне плевать – сказал я чистую правду – Мне плевать на твои успехи, на твои провалы, на твои запоры и понос. Если ты прямо сейчас сдохнешь – я позову еще одного паучару раскладывать пасьянс из хреновых фотографий.
– Так и запишем в хронике – обиженно пробурчал тот – Гоблин ты хренов! Не против такого заголовка? Или еще что получше – чтоб-ты-сдох-долбанный-герой-сучий-Оди…
– Если так напишешь – мое мнение о тебе изменится к лучшему – ответил я и снова не солгал – А тут что?
– Виктория. Верховная паучиха. Славно и мудро правила долгие годы. Королева из королев.
На фотографиях – тетка жирных лет. Усатая. Набрякшее мрачное лицо, бугристый невысокий рот, поджатые брюзгливо губы, шея втиснута в высокий узкий воротник, за спиной сбруя с вертикально поднятыми восемью сверкающими стальными лапами.
– Двенадцатилапая? – уточнил я.
– Все верно – гордо ответил паук – Великая Виктория Двенадцатилапая.
– И всеми она могла управлять?
– К-хм… это скорее символ власти…
– Заспинная корона?
– Ну… послушай, гоблин. Королеву Викторию любили. И до сих почитают. Держи шуточки на привязи.
– Давно почила в бозе?
– А?
– Давно сдохла жируха?
– Эй! Сказал же…
– Но ты ведь ее не сильно почитаешь – наклонился я вперед – Чего так трясешься?
– Зато другие почитают! – огрызнулся паук, тоже наклонившись поближе – И сильно почитают. А мне лишних проблем не надо – тут девяносто пять пауков из ста считают, что Паутина Памяти никому не нужна и нас надо разогнать на черные работы! Плуксов отстреливать на окраинах.
– Прямо как мы сегодня.
– Вот именно! И без обид.
– Ну да. Я грязный гоблин. А ты паук небесный.
– Все так.
– И здесь рожден?
– Конечно!
– Так что про сдохшую жирную клушу с кучей лап? Давно сдохла?
– Давно! – сквозь зубы прошипел паук – Прояви уважение, гоблин! Она почтенная и славная паучиха!
– Она долгие годы была вождем. Стало быть, она по маковку в дерьме и крови. По-другому не бывает и не будет. Никогда.
– Прошу тебя!
– Проси – кивнул я – И пока просишь – следующие фото давай.
А что тут рассматривать?
Жирная верховная паучиха во всех ракурсах и возрастах. От юной сомнительной привлекательности до жирной усатой перезрелости.
– Ты первый кто потратил всего пару секунд на лицезрение королевы.
– Смотреть на что? – спросил я – Она стоит, сидит, снова стоит, сидит, улыбается, держа в руках винтовку. Бред. Добавить бы ей за спину Трахаря Семилапого с приспущенными штанами и вот тогда…
– Ти-и-ихо-о-о! – раздавшееся шипение можно было смело отнести к истинно паучьему – настолько долгим и злобным оно оказалось. Конечно, если пауки вообще умеют шипеть.
– Нормальные фото показывай – велел я – Времени в обрез. И я лучше посплю, чем буду пялиться на давно померших теток с заспинными коронами.
– Да они все такие!
– Тогда наша сделка не состоялась – покачал я головой и начал подниматься – Я отзываю бойцов. Рассказы закончились.
– Тебе жалко?
– Мне? Жалко – подтвердил я – Ты по-любому поимеешь какую-то выгоду с наших рассказов. Я же пока не поимел ничего – разве что на хрен пропавшего паука полюбовался.
– Ну… погоди! Вот самые старые фото! С охот паучьих!
– Ну-ка… – я с неохотой опустился на скамью – Показывай.
Охота… я ожидал увидеть лыбящиеся хари охотников держащих за лапу дохлых плуксов. Или поставивших на них ноги. И не ошибся.
Охотники стоят на трубах, висят под потолком и на стенах, с их поясов свисают гирлянды из плуксовых тушек. Похоже у пауков фетиш на гирлянды. Гирлянды из плуксов, гирлянды из голов, гирлянды из… о как… На одном из фото опять Трахарь. С любимой винтовкой за плечом и ожерельем в руках – из отрезанных ушей, носов и членов. Аккуратно так нанизал. При этом и свой хозяйство показать не забыл, вывалив его наружу и радостно улыбаясь во все жвала.