Икнув, он пошатнулся, врезал плечом в раздавшуюся группу пауков и рухнул на пол. Коротко качнув головой, я пошел вдоль стены. Рэк догнал меня на четвертом шаге. Еще через два шага присоединились остальные.
– О чем ворковал с многолапой сучкой? – поинтересовался Рэк, без интереса рассматривая портреты.
Глядя туда же – но с искренней любознательностью, я столь же тихо ответил:
– Ничего особенного. Предложил ей совершить дворцовый переворот.
– Ты спяти-и-ил… – шепотом протянула Йорка – Ой…
Ткнувший ее локтем Баск зло дернул щекой, нахмурился. Поникшая гоблинша виновата забормотала:
– Как тут удержаться? Оди… гоблин ты трахнутый. Спятил? Реально?
Тяжело вздохнувший зомби, глядя все еще мутным глазом на подругу, пояснил:
– Если мы еще живы и гуляем по залу – Вэттэ такой расклад по душе.
– А нам это на черта?
– А на кой нам черт долбаный тупой бабуин? – удивился я.
– Ты про Мимира? Да тебе откуда знать? Ты с ним даже не знаком! – парировала Йорка и прикончила содержимое бокала – Уф! Ну и пойло этот жвалокисс. А ты что пьешь?
– Сладкосис.
– Что вам еще мужикам надо… С чего ты решил, что Мимир тупой?
– Говори тише. И без имен.
– С чего ты решил, что он тупой?
– Потому что она умна, хитра, коварна и амбициозна – пояснил я, останавливаясь и глядя на предпоследний странный портрет. Двойной портрет. Мимир и Вэттэ изображены рядом. Но при этом Мимир как бы приподнят – и над Вэттэ и над всей портретной женской галереей.
– И что? Разве плохо иметь умную и хитрую подругу? Предпочитаете видеть рядом тупых и красивых самочек всегда готовых раздвинуть ляжки? Так что ли?
– Дело не в этом. Дело в том, что Вэттэ – жутко ядовитая паучиха. Из тех, кто сжирает своего партнера после соития. Так ведь поступают паучихи?
– Я хрен его знает… – зевнул Рэк.
– Так – подтвердил зомби – Не все, но часто. Хотя иногда пауку удается смыться после секса.
– Вэттэ – именно такая.
– И почему М… он тупой? – не сдавалась Йорка.
– Потому что Вэттэ еще жива – ответил я – Будь он умен – лично бы перерезал ей глотку, не доверив это дело никому другому.
– А чего она тогда его сама еще не прикончила?
– Потому что у нее есть какие-то веские на это причины. Закрываем тему.
– А если за нами сейчас явятся вызванные ей пауки?
– Не – покачал я головой – Не явятся. Об этом можешь не переживать. Вопрос только в одном – ответит она на мое щедрое предложение или побоится. Выясним это вечером. А пока – отдыхайте, гоблины. Отдыхайте…
Сам я остался под двойным странным портретом.
Мимир нарисован какой-то старательной бездарщиной без искры таланта.
Вэттэ же… мне знаком этот художник. Я уже видел его картины – в доме Копулы, на стене у входа в страшную свиноферму Пау-Пока. Это тот самый художник-бродяга, что никак не мог найти себе покоя. Сначала он изрисовал все стены борделя, затем пожил на болоте людоедов, после отправился на кладбище Шартрез, а следом поднялся на небеса. Что же гонит и гонит его все дальше, не давая покоя? Что не так с его больной головой?
А меня?
Что гонит и гонит меня все дальше и дальше, не давая покоя? Ведь я иду тем же путем – по стопам художника. Вот я уже поднялся на паучьи небеса. Художник здесь? Или уже ушел дальше? И мне снова идти по его следам?
Дерьмо…
Это снова подал во мне голос мемвас.
Допив бокал, я подержал его перед глазами и медленно разжал пальцы. Со звоном бокал опустился на вовремя подставленный поднос.
– Еще сладкосиса?
– Ничего с наркотой – твердо ответил я, хотя рука и дернулась с готовностью принять следующую дозу сладкого пойла – И что-нибудь предельно горькое.
– Чистый самогон? И добавить в него пару капель эльфийской мочи?
– А это что?
– Нечто особенное, бвана – многозначительно произнес паренек – Нечто особенное. Рекомендую.
– Наркота?
– Ни в коем случае! Нечто особенное. Больше сказать не могу. Но она очень горька и бодрит.
– Давай.
– Скоро будет.
И он не обманул. Принес бокал минуты через четыре, проигнорировав при этом призывы пышно разодетых пауков. А когда кто-то попытался повысить голос, одарил его таким взглядом, что паук осекся и отступил назад. Непростые тут официанты… непростые…
– Кто ты? – спросил я его, делая на пробу крохотный глоток принесенного коктейля – бесцветная жидкость с легким золотистым оттенком.
– Я разношу напитки – ослепительно улыбнулся парень.
– Кто ты? – повторил я уже без улыбки.
– Я выполняю приказы.
– Чьи?
– Зовите в любой момент, бвана Оди – улыбнулся паренек и, поцеловав кончики пальцев, прикоснулся ими к стене, после чего удалился.
Что ж – ответ получен. Целованными пальцами прилизанный парника коснулся стены под портретом улыбающейся паучихи Вэттэ, а не под портретом Мимира.
Мимир…
Крупный, мощный, широченный плечи, выставленный вперед раздвоенный подбородок, зачесанные назад редкие светлые волосы, отвисающая массивная нижняя губа, небольшие серые глазки сонно и важно смотрящие на мир. На черной рубашке сияет серебряная брошь Лабах-Кепала – символ верховной власти. За плечами видны торчащие вверх сверкающие металлические лапы.
Не став долго сверлить взглядом портрет хозяина ЛихтКастила, я продолжил прогулку в обратную сторону, внимательно изучая портреты королев. Да… брошь перестала украшать их бюсты начиная с королевы Виктории. Что произошло в тот период? Я, кажется, догадываюсь. Но предпочту все же расспросить.
Заняться бы делом…
Но это чертово торжественное мероприятие…
И где гребаный вождь?
– Еще бодрящей мочи? – спросил парнишка, чуть опуская доверху загруженный пустыми бокалами поднос – В центре зала фуршетный стол.
– Фуршетный стол – со смешком повторил я – Вашу ж мать…
– У нас в изобилии различные канапе. Пользуются большой популярностью.
– Вашу ж мать – повторил я и, заглянув в умные глаза парнишки, задал первый из волнующих меня вопросов – Эта вечеринка ведь не в нашу гоблинскую честь?
– Что вы. Вы рылом не вышли.
– Само собой. Так что празднуем?
– Заминаем беспокойство после происшествия.
– Ага. Бал после взрыва – понял я – Дабы придворные дерьмо-массы не бурлили.
