Увидев меня, Козгар кивнул, демонстративно воткнул в песок большой термос, поставил рядом пару кружек и фляжку, после чего встал, с щелчком раскрыл бордовый стильный зонт и неспешно удалился к Кассандре. Здесь у всех зонты? Причем каждый выбирает под себя?
Когда Козгар проходил мимо, я спросил:
– Как думаешь, ветеран, когда мой сквад уйдет и не вернется…
– Да?
– Кто-нибудь продолжит кормить стариков, калек и прочих нищебродов кашей со страусятиной хотя бы пару раз в день причем на постоянной регулярной основе?
Секунду помедлив, Козгар кивнул:
– Уверен, что найдутся такие добряки. Да все сквады выделят по банке мяса и килограмму наградных сурверских макарон.
– То есть кормить и впредь будут?
– И впредь будут. Сейчас же перекинусь парой слов со знакомым лидами и замкомами.
– Хорошо – я шагнул дальше.
– А ты все же не настолько черствый ублюдок, да, дважды герой Оди? Есть мягкие места в том черством куске мусора, что ты зовешь своим сердцем?
Бледно усмехнувшись, я пожал плечами:
– Просто праздную.
– Что?
– Я снова стал самим собой – улыбнулся я, зажимая рукоять зонта подбородком и подставляя освободившуюся ладонь под дождь – Мясная нарезка сшита, резинка трусов подтянута, алый лайм вколот. Можно продолжать.
– Да ты и шутник как я погляжу… я переговорю. А ты поболтай со своим Баском. Он совсем плох стал. Ничего не ест и даже не пьет бульона. Подохнет от истощения, а не от болезни.
Хмыкнув, я дошел до навеса, сложив зон и, нагнув голову, шагнул в укрытие, с облегчением опустился на еще теплый сухой песок.
– Командир…
– Я тебе не командир.
– Командир – упрямо повторил Баск, поворачивая ко мне лицо с выступившими острыми скулами – Я кажись того… помру вот-вот… ты Йорку не оставь, ладно?
Скривившись, я глянул на затянутый серым туманом океан.
– Командир!
– Заткнись, зомби. Когда ты успел стать таким сраным нюней? Подбери слюни, втяни сопли, стряхни слезы с члена и перестань нести всякую херню. Ты огорчаешь меня, Баск. Я видел в тебе потенциал. Видел горящий в тебе огонь – неугасимый огонь! – ты был обижен на себя, на весь мир, на сучью судьбу, на суку Еву, даже на свою слепоту. Но при этом ты не сдавался. Ты слепым бегал по стальным опасным коридорам, наизусть зная, где сейчас царит сумрак, а где можно бегать пугливым слепым мышкам вроде тебя. Ты продолжал действовать, продолжал ставить цели. И что сейчас?
– Я… я же не о себе. Я за Йорку свою…
– Переживаешь? Боишься?
– Да… очень…
– Тогда можешь расслабиться. Когда умрешь – перестанешь.
– Что перестану?
– Все перестанешь. Бояться, переживать и прочее. Главное – ты перестанешь влиять. Как только ты сдохнешь, мир вычеркнет тебя. И ты останешься лишь зыбкой улыбчивой фигурой в чьем-то помнящем тебя мозгу. Но ненадолго. Потом тебя забудут. И всем будет плевать на твои горячечные напутствия и предсмертные просьбы. Запомни, зомби – ты можешь кого-то защитить и уберечь только в одном случае – когда ты жив и готов рвать врага зубами!
– Вот же ты… ублюдок, командир! Уж прости! – охнув, Баск заворочался, пытаясь повернуться на бок – Ох как горит внутри… и от твоих слов тоже…
– Ты расслабился, Баск. Твоя беда в том, что ты забыл кто ты есть.
– И кто я есть?
– Ты слепая ушастая крыса. Искалеченный слепошарый зомби. Но ты возомнил себя человеком и решил, что имеешь право на любовь.
– А любить нельзя?
– Можно. Вот ты и подыхаешь как человек имеющий красивую и сладкую любовь. А будь ты крысой, будь ты злым гоблином из жопы мира – ты бы сейчас бился изо всех сил, через тошноту втягивая в себя крепкий бульон и компот, жевал бы кашу и мясо, чтобы пополнить силы. Запомни это, Баск – я начал подниматься – Мягкий человечек способен только ныть и требовать к себе сочувствие и жалость. А злобная тварь из стального подземелья будет молча жрать и злобно поблескивать глазками, чтобы никто не смел покушаться на ее жратву. Выбирай, Баск. Будь гоблином и живи. Останься человеком и умри.
– Охренеть…
– Тебе решать.
– Командир! Командир! – зомби скребанул рукой по одеялу – Командир!
– Да?
– Я честно люблю ее.
– Имеешь право – кивнул я – Хотя это делает простую жизнь такой сложной…
– Но… я запутался… и она запуталась… мы все чаще ругаемся… мы не знаем куда идти. Дай совет!
– Ну нахрен.
– Прошу!
– Ты подыхаешь. Зачем тебе совет?
– Я не подохну!
– Уже лучше.
– Дай совет, командир. Что делать? Я хочу ее уберечь. Но сам хочу стать сильнее! Но не хочу чтобы она тоже шла под пули! Она моя женщина! Разве это правильно, чтобы женщина воевала с тобой плечо к плечу? Разве женщина не должна сидеть в безопасности дома?
– Тебе конец, придурок – тяжело вздохнул я.
– Посоветуй, командир! Душа горит!
– А жопа не стонет?
– Командир!
– Оставь ее Кассандре. Здесь в Угольке – вздохнул я – Сам, если не сдохнешь, отправляйся с нами в Кронтаун. Кассандра приглядит за Йоркой, натаскает, не позволит ей погибнуть. Ты…
– Войду в твой отряд снова? В твой сквад?
– Нет. Ты будешь обозником прикрепленным к старому унылому ветерану Роксу. Но я разрешу тебе тренироваться с нами. И дам тебе дробовик.
– Щедро!
– Думай.
– Я…
– Думай! – с нажимом повторил я и потянулся к термосу с бульоном – А это я…
– Мое! – худющая рука мертвой хваткой сомкнулась на термосе – Не трогай!
– Ну-ну – хмыкнул я разгибаясь и открывая зонт – Может ты еще поборешься, зомби.
Не дожидаясь ответа, я снова побрел по залитой дождем бетонке, горестно размышляя о том, когда все стало так сука сложно. Было же время – слизь черпали серую, бурлачили, жадно жрали жареное плуксово мясо, запивая сладким компотом…
Глава четвертая
В тот день я, под конец шагая уже на чистом упорстве, сделал пять кругов вокруг Уголька. Когда добрел до базы, где резко поубавилось куч и торгового народу, ноги горели адски. А дрожали так сильно, что я мог легко взбить сливки в любой корове. Но я не был доволен. И потратил еще тридцать минут на то, чтобы довести плечевые швы до кровотечения, а трицепсы до изнеможения, отжимаясь от стены барака. Выспавшийся Рокс покрутил пальцем у виска и вылил на меня ведро дождевой воды зачерпнутое из ржавой металлической бочки у стены. Пофыркав, я попросил добавки и получил ее. Сжевав попавшего с водой в рот красного лягушонка – едва не упустил прыгучую тварь – прошел мимо почему чуток сбледнувшего Терра, сменил одежду, пихнул в себя через силу два протеиновых батончика, залил все кружкой воды и куском еще теплого ржаного местного хлеба. Еще через минуту я упал на кровать ничком и отрубился, чувствуя, как жесткий шов подушки впивается в щеку, но у меня нет сил чуть подвинуть морду…
