– Рэк…
– Да…
– Если через десять секунд этот крикун будет все еще здесь – прострели ему вторую ногу.
– С радостью! – оскалился Рэк и тут же заорал – Эй шлюха благочестивая! Напряги жопу, заткни пасть и тащи своего мужа или тупого сынка туда, откуда он вылез – в жопу! Считаю до пяти – потом стреляю ему в тупую башку!
– Что ты такое…
– Пять! Четыре!
– Боже! Боже! – вцепившись в руку раненого, женщина поднапряглась и с удивительной скоростью и силой поволокла его в переулок. Во временной лимит они уложились, скрывшись за забором. Следом хлопнула где-то там калитка и все затихло секунд на пять.
Очередной протяжный вопль – мышиный боевой крик, походу – дрожащий и слишком уж тонкий, донесся из следующей улочке.
– С топором – буркнул Тигр, успевший залечь на краю крыши и ласково поглаживающий лежащую рядом винтовку – А за ним молча бежит еще один пацифист – с дробовиком в левой руке и вилами в правой. Можно я…
– Ни в чем себе не отказывай – повел я рукой, другой снимая с пояса флягу с водой.
Щелкнул выстрел. Тут же с улицы заорали. Вдруг затихли. И снова резкое дрожащее «А-а-а-а-а!», на этот раз наполненное куда большим ужасом и удивлением. А следом и вовсе фееричное:
– Пули грешников рождают адскую сталь! Адскую сталь в чреслах наших порождают! Адскую сталь! Матерь моя! Отец моя! Адскую жгучую сталь родят в чревах и чреслах наших! Семя их грешное! Семя проклятое вошло в меня и породило… породило! Боже!
И снова тишина на пару секунд. А потом крик, принадлежащий уже другому:
– Что сотворил я?! Что сотворил с задом его?! Что сделал я с задом ближнего своего?!
Не дожидаясь вопросов, фыркающий от смеха зверолюд, перезаряжая винтовку, пояснил:
– Стрелял в живот. Попал ниже. Он от огорчения резко встал. А бегущий следом с вилами – нет. И с размаху всадил ему вилы в задницу – под таким углом, что все три зубы вылезли с того места, куда ушла пуля. Вот он и решил…
– Что пуля расцвела в его животе… подстрели второго крикуна. Но не убивай. Рань так, чтобы мучился.
– Живот или яйца?
– Как вариант. Больше раненых – больше забот с ними, больше страха, меньше желания нападать на грешников. Наблюдение вести постоянно! А я чуток отдохну…
– Есть, лид!
– Всем! У них есть не только дробовики и вилы! Найдутся и винтовки – с прошлых Семерок взятые. Могут сыскать револьверы или даже пистолеты! А может что-то автоматическое и компактное, что легко можно скрыть в штанах, подойти вплотную и всадить в упор очередь в того из придурков-героев, кто возомнил себя слишком крутым. Не расслабляться, короче. Броню не снимать. Забрала не поднимать – чтобы харей свинцового шершня не словить. Никого к себе не подпускать!
– Есть!
– Автоматическое и компактное в штанах? То есть скорострельное и маленькое? – прогудел Рэк, озирая притихшие дома – Ха! Я так и думал! Ушлепки тупые! Кролики сраные! Еще одна падла сюда явится с оружием – всех нахер вырежем под корень!
Щелкнул еще один выстрел. С улицы донесся второй крик, что перерос в стон настоящей муки, а затем и вовсе затих.
Приткнувшись у стены, так, чтобы меня прикрывала повозка с одной стороны и поленница с другой, я затих, стремительно отключаясь.
Изоцитрат алого лайма…
А в кармане есть и еще кое-что прорекламированное Лео Сквалыгой. Я получил это в качестве аванса, но использовать все сразу пока не решил – погляжу, чем обернется этот флэш…
Деловито работая тяжелым молотком, он умело прибивал картину к стене старого кирпичного дома. Эти тесно стоящие муниципальные коробки «уютно социальное жилье эконом-класса» были предельно тесно понастроены там, где некогда была пустынная возвышенность, что теперь превратилась во влажное душное побережье. Море шумело в тридцати метрах. И с каждым днем он подходило все ближе. Очень скоро тут все уйдет под воду и десятки тысяч нищебродов превратятся в бродяг. А следом лишатся социальной помощи и регулярных правительственных поставок дронами – кое-какие лекарства, пищевые пайки, немного витаминов, чтобы дети росли не совсем уж уродами без овощей и фруктов. А еще клетчатка. Центнеры клетчатки поставляло заботливое правительство – ведь надо чтобы дерьмо двигалось по кишечнику, а не кисло там бездвижно, порождая гнилостные нездоровые последствия. Но откуда взяться дерьму в кишечнике, если большинство жителей этого прибрежного городка жрут не чаще раза в день?
Бесшумно спустившись с влажной крыши, я прислонился к стене шагах в пяти от широкой и некогда мускулистой, а теперь просто мясистой спины этого тяжеловеса с молотком. Спуск с крыши мог и не быть таким бесшумным, я действовал по намертво въевшейся привычке, хотя знал, что равномерный стук молотка служит надежной звуковой маскировкой всем моим движениям.
Как необычно для серийного убийцы – пользоваться таким шумным инструментом и действовать так спокойно и неторопливо.
Приколоченная стальными штырями к стене мертвая обнаженная женщина была лет сорока. Отвислый дряблый живот и полные тяжелые груди с отсосанными ребятней огромными сосками подрагивали при каждом ударе молотка. Голова уже не шевелилась – вошедший в левый глаз штырь пробил затылок и закрепил череп на стене под таким углом, что казалось, будто труп смотрит в небо. Руки раскинуты и приподняты. Ноги широко – слишком широко раздвинуты. Над телом едва светится почти умерший светодиодный светильник. В этом городке много таких почти умерших огоньков.
Забив последний штырь, тяжеловес решил передохнуть. Я ему не мешал, продолжая с интересом наблюдать, как он, тяжело дыша и похрюкивая, разминая поясницу и бицепс, убирает молоток в петлю на поясе, достает из нагрудного кармана какой-то листок, подсвечивая себе крохотным фонариком вчитывается, что-то бубнит, сопит, в несколько жадных глотков выпивает остатки из бутылки. К зловонию этого места добавился запах самогона. Я продолжал терпеливо ждать. Закончив чтение и переведя дух, мужчина достал новый предмет из поясной сумки. Им оказался распылитель с белой краской – им он щедро прошелся по стенам под мертвыми руками, предельно неумело нарисовав раскинутые ангельские крылья с печально обвисшими перьями. Убрав распылитель, он вытащил из ножен кукри, с силой полоснул по животу приколоченной женщины, вспарывая его и вываливая наружу всю требуху, что, повисла огромным багрово-черным комом. Тяжело сглатывая, ругаясь, отфыркиваясь и явно с огромным трудом сдерживая рвоту, тяжеловес кончиком лезвия подправил кровавый ком, из нагрудного кармана доставил еще несколько предметов – я знал, что именно – и, повозившись с требухой, поспешно и облегченно отступил, прижался плечом к стене, взирая на сотворенный им и подсвеченный умирающим светильником шедевр.
На стене, раскинув руки и крылья, висел мертвый выпотрошенный ангел. В вываленную требуху было глубоко вонзено несколько нарочито толстых и ярко-оранжевых коктейльных соломинок и пять столь же ярких коктейльных зонтиков.
