Увидев подбегающих к воде бойцов с тиграми во главе, я жестом показал, что приближаться пока не стоит. Хрен знает, чем эта тварь с диким голосом может нас удивить. Плюнет чем-нибудь едким…
– Хватит вам орать! – завопила не выдержавшая Кассандра. – Эй! Ты там! За решеткой! Да, это мы убили твоих гусениц. Почему? Потому что нехрен людей жрать! Ты кто такая? Имя?!
Сначала ответа не последовало. Где-то с минуту за решеткой молчали, а когда прокричали ответ, он прозвучал уже куда спокойней:
– Вы кто?!
– Я Оди. – ответил я, и мой многократно усиленный голос унесся в глубину пещер.
– Какой еще, нахрен, Оди? Кто такой?
– Я тот, кто сегодня убьет тебя. – спокойно произнес я.
– Так зайди и убей! Я буду рада! Рада! Убей! Если это не гребаная шутка… Умоляю! Убейте меня! Убейте! Только не вздумай сказать, что это очередная шутка! Мрази! Хватит издеваться! Вы Непримиримые? Гребаная охрана моей гребаной тюрьмы?!
– Мы убили тех, кто стоял у входа. Ты Брассарра?
– Да… я она… я никто… убейте меня!
– Обмен. Сначала поговорим. А потом я тебя прикончу. Пойдет?
– Коснись решетки. – велел кричащий голос.
– Зачем?
– Непримиримым не велят подходить к решетке ближе, чем ты стоишь сейчас.
– Видишь меня?
– Вижу решетку. Вижу плиты, блоки. Видела твой силуэт, что тут же скрылся за плитой. Это ведь был ты?
– Да.
– Подойди к решетке. Ударь ее. Хотя бы просто коснись…
– Да в жопу. – буркнул я, выходя и парой выстрелов сшибая одну из многочисленных цепей.
Не удовольствовавшись этим, я перешиб еще три цепи, сдернув и отбросив их. Следом уперся в один из блоков и, накренив его, уронил на каменный пол.
– Ну что? Я Непримиримый?
– Нет! Они бы никогда…
– Так поболтаем мирно перед тем, как я тебя грохну?
– Да! Да, мать твою! Конечно же, да! Да, делай со мной что хочешь, но потом убей! Разговаривай, лапай, трахай, сдирай кожу, сжигай, а затем снова трахай… но убей в конце! Убей! Обязательно убей!
– Настоящая женщина. – прогудел Рэк, цепляя клешней цепь. – Все бы такими были…
– Помоги-ка, – глянул я на Каппу и уперся руками в плиту с никчемной «летописью». Кому нахрен нужна твоя история, гребаный дохлый крестоносец?
Поддавшись нашему напору, плита оторвалась от решетки и рухнула на скалистый пол, расколовшись на несколько кусков. Повернувшись к двери, что так долго была заперта, я дождался, когда Рэк сдерет последнюю цепь, принял от подбежавшего Тигра стальной щит, одним пинком снес преграду и без малейших колебаний окунулся в темноту логова Брассарры.
Попадая в обиталище мифического монстра – воспетого словами трусливых терпил – хочешь или не хочешь, начинаешь нервничать. Еще бы – про эту тварь столько всего наговорили.
Дай трусам один только шанс – они и тебя трусом сделают.
То, как держались оставленные у решетки бойцы, как нервничала Кассандра – я не мог видеть за зеркальным забралом ее лица, но зато прекрасно видел ее силуэт, отмечал ее движения. Даже Рэк нервничал, шагая нарочито широко. А Каппу выдала неспешность – мечник так сильно хотел доказать, что его нисколько не волнует и не пугает купающаяся в темноте ужасная Брассарра, что шагал чуть ли не как на прогулке. Тигры… вот кошки своих эмоций не скрывали вообще. Дергаясь, припадая к стенам и полу, изредка испуская тихое шипение, они то рвались вперед, то стремились найти укрытие, тревожно посверкивая расширенными глазами.
Фонарей мы не включали. Держались по возможности порознь. Экзы прикрывали менее защищенных. Как бы там не стонала Брассарра, обещая огненный экстаз любому, кто согласится ее прикончить, верить ей на слово я не собирался.
За решеткой нас ждал длинный и немного извивающийся коридор. Через тридцать метров он раздвоился, но еще через двадцать снова сошелся, а мы уперлись в очередной каменный завал с несколькими широкими дырами, достаточными, чтобы пропустить сквозь себя не только гусеницу, но и тощего гоблина. Экз не пролезет.
Брассарра ничего не говорила. Но и не молчала – из тьмы за завалом доносилось разное. Всхлипывание, короткие бессвязные крики, изредка ругань, снова плач. Не став мешать ей, мы занялись завалом. Оценив свод, выгребли с полтонны мелких осколков, следом осторожно достали верхние обломки и, убедившись, что потолок не собирается обрушиться немедленно, двинулись дальше.
Дальнейший путь лежал по частично заваленному битым камнем коридору, и чем дальше мы продвигались, тем больше мелкой щебенки встречалось. Но шагать было относительно легко – темнота сменилась желто-красным сумраком, среди камней извивалась отчетливо видимая даже без приборов ночного видения узкая тропа гусениц-несунов. И чем дальше мы шли, тем светлее становилось.
Шаг…
Другой…
И я остановился у нового невысокого завала, перегородившего проход лишь наполовину. Поверх груды пыльных камней я глянул вперед и увидел огромную пещеру, пронизанную несколькими тусклыми световыми столбами. Свет приходил сверху, но его источником явно было не солнце Мира Монстров. В любом случае, света было достаточно, чтобы разглядеть все необходимое в самых мелких деталях.
– Глиста, придавленная комком дерьма. – пробормотал я, прыжком перемахивая через завал и приземляясь рядом у края щебеночного поля.
Вот откуда все эти завалы – или большая их часть. Их породил вот этот огромный кусок скалы, что рухнул с потолка величественной пещеры, с неимоверной силой ударив в пол. Кусок скалы, чем-то похожий на уродливое веретено или тощую юлу. Упав, пробив пол, вызвав волну сотрясений всего пещерного комплекса, он рухнул набок, бесцеремонно придавив собой гигантскую змею с едва заметно светящейся серой чешуей. Пусть это был непрямой удар, но он все же был страшен – хотя бы из-за чудовищной массы упавшей скалы. Змею попросту раздавило к хренам – в особенности пострадала ее частично виднеющаяся из-под обломка расплющенная чуть ли не в лепешку башка. Если с ней это и не сразу произошло, то уже позднее оно было неизбежным – сыграл свою роль никуда не девшийся многотонный вес скалы, что очень долго давил на череп змеи.
Змея огромна. Такая тварь вполне сможет проглотить багги целиком. Не представляю какой у неё длины тело. Мы видели острые почернелые змеиные клыки, что пробили верхнюю часть челюсти и вылезли наружу. Видели столь же черные замершие глаза. Вываленный язык передавлен посередине. Судя по сморщившейся Кассандре, снова потянувшейся за полумаской с фильтрами, вонь здесь страшная.
И это удивительно…
Судя по всему, даже по нетронутому толстенному слою пыли на обрушившейся скале, это произошло очень давно. Так какого хрена тут до сих пор воняет тухлой жопой змеи? Она давно должна сгнить до костей.
