Я слушала и волосы на затылке буквально шевелились.
– Гоблин, вот тварь. А я ему поверила, думала, помочь хочет.
– Не расстраивайтесь, – произнес первый, – вы не первая, кого господин Рембо околдовывает.
– Я бы этому Рембо… Не удивительно, что он один. Кто б захотел с таким психом связываться. Красавчик, но такой урод.
Невзрачники переглянулись и печально вздохнули вместе.
– Его когда-то любила женщина, – сказал первый. – Но…
Слушать о личных драмах Лапидуса Рембо, который на поверку оказался той еще тварью, у меня не было ни желания, ни времени. Я прервала:
– Даже не хочу представлять, что случилось с бедняжкой. Так, ладно. Где тут выход?
– Идемте, – с готовностью отозвался первый. – Я провожу вас, пока мой брат последит, чтобы господин не появился. Мы слышали, что вы держите путь к самому параллельному пределу. Туда добровольно никто не ездит.
– Очень прекрасно, – буркнула я, глядя, как второй невзрачник двинулся к противоположной стеклянной стене, откуда, наверное, ему хорошо видно, чем занят Рембо.
Первый же чуть подался вперед, словно боится, что его кто-то услышит и проговорил громким шепотом:
– Честно говоря, не знаю, как сейчас, но во времена, когда я был еще свободным человеком, а не цветком, в сторону параллельного предела ходил один единственный дилижанс. Он отъезжал от таверны «Сизый лось», если было кого везти.
– Сизый лось? – переспросила я с сомнением. – Лоси бывают сизыми?
– В Черном лесу бывают, – быстро сказал слуга, – но дело не в лосях, а в дилижансе. Не знаю, ходит ли он еще, но это лучше, чем ничего.
– Спасибо тебе, добрый человек, – сердечно поблагодарила его я.
От этого невзрачное лицо слуги чуть просветлело, на губах появилось подобие улыбки.
Мы спешно покинули стеклянный купол. Теперь, пробегая по отсыпанным ракушкой дорожкам между кустами роз и глядя на бутоны, сад больше не казался мне умиротворяющим. Стало понятно, откуда эта тревога – человек, который делает из людей цветы не может не вызывать дрожи.
Я спросила:
– А долго вас этот Рембо держит?
Слуга семенил впереди, пригибаясь, как вопросительный знак. Он ответил не оборачиваясь:
– Уже и не сосчитать. Когда ты цветок, время воспринимается иначе.
– Да уж наверное.
Впереди показалась калитка, синяя, будто выкрашенная краской, но я помнила, это сам металл такого цвета. В прошлый раз возле нее стоял закованный в латы рыцарь с голыми ногами.
– А стражник? – спросила я обеспокоено. – Он же просто так не выпустит.
– Не переживайте, – отозвался слуга. – О нем мы позаботились.
Прозвучало это как-то зловеще, я на всякий случай спросила:
– Надеюсь вы не…
– Ничего противозаконного, госпожа, – поспешил успокоить меня слуга. – Просто немного рурмана ему в питье.
Оказавшись возле калитки, он быстро покрутил головой, на всякий случай проверяя обстановку, затем повернул ручку.
– Спешите, госпожа, – сказал он. – И пусть у вас все получится!
– Спасибо, – растерянно поблагодарила я и, улыбаясь на прощание, спиной вперед шагнула наружу.
Глава 14
На улице все те же дома с маленькими крылечками, ставни на окнах, прохожие идут по своим делам, вот мимо пробежала собака, из-за угла вывернула закутанная в кожанку дородная женщина с тазиком. Закутана она потому, что на всем этом великолепии сверкающим слоем лежит снег.
Некоторое время я оторопело таращилась на него, даже не чувствуя холода. Лишь когда стало колоть пальцы, а тело мелко задрожало, спешно натянула пальто и застегнула до горла.
– Как же это… – вырвалось у меня.
Осознание, что за время, пока я превращалась в розовый куст, прошла осень заставило содрогнуться. За это время с Кириллом могло произойти ужасное. В голову полезли мысли одна другой страшнее, и среди них громадиной возвысился плохо очерченный облик ледяной колдуньи, окруженной клубами метели.
– Боже мой… – пробормотала я. – Надеюсь, он жив…
В груди сжималось от одной только мысли, что я опоздала. Но именно это и толкало вперед.
Поправив сумку и завязав ботинки, я поспешила подальше от дома Лапидуса Рембо, кудесника, который делает из людей цветы.
Двигаясь наугад по улице вверх, я прикидывала, смогу ли самостоятельно найти таверну «Сизый лось». В жизни привыкла все делать сама, что Кириллу не слишком нравится, особенно когда стараюсь вникнуть в его дела. Он возмущается, а я пытаюсь донести свою позицию. Мне ведь нужно понимать, разбираться, чтобы в случае чего знать, что делать и как выпутываться. Но у Кирилла на этот счет свое мнение.
Снега пока немного, едва припорошило, в Москве нападало гораздо больше. Но в остальном от нашего снега он не отличается, все так же блестит на солнце, как серебро. Во всяком случае, этот. Я помнила о словах яги по поводу колдовского снега, но после экзерсиса с Рембо он уже не казался таким устрашающим. К тому же как поняла, он бывает только за параллельным разделом.
Чем выше поднималась по улочке, тем меньше становилось снега – то ли его здесь убирают, то ли ветром сдувает. Спустя полчаса блуждания по закоулкам Парсапольда, поняла, что так найти таверну не выйдет. Заглянув в сумку, с облегчением нашла карту, и хотя помнила, что на ней изображалось все в более мелком масштабе, понадеялась, что она как-то поможет.
К моему изумлению, карта теперь выглядит несколько иначе. Прилежащие земли исчезли, море тоже, и на весь лист раскинулось изображение Парсапольда, огромного, запутанного и испещренного линиями улиц, переулков и каналов. Минут десять я пыталась разобраться, что тут и как, но, в конце концов, поняла, что без геометки, какие есть в современных интерактивных картах, не справлюсь.
– Ну супер, – фыркнула я. – Я потерялась в гигантском городе в параллельном мире.
Свежий морозный воздух бодрил, но солнце, по всей видимости, вечернее, все еще греет, и даже без шапки не холодно. Проверила карманы – шапка и шаль Лукерьи на месте. Что ж мелочь, а приятно. Значит, этот псих не опустился до того, чтобы грабить беззащитную девушку.
Размышляя о свалившихся тяготах, я вновь побрела по улочке. Дома стали выше. Теперь они громоздятся так плотно, что между ними совсем не остается места, крыши усеяны остроконечными башенками, как грибами, причем порой по несколько штук на одной. Эти грибы тянутся к небу, на извилистых ножках, сильно загораживая небо. В некоторых окошках уже горит свет, хотя еще день, другие зияют темнотой.
Я все плетусь, сунув пальцы в карманы. Спустя еще минут двадцать блуждания, обратилась к прохожей – суховатой женщине в шапке из какого-то пушистого животного, чей хвост свисает до самой поясницы:
