– Простите, вы не подскажете…
Женщина оглянулась на меня так, будто я уже этими словами оскорбила ее достоинство. Но отступать я не собиралась.
– Извините, вы не подскажете, как пройти к таверне «Сизый лось»?
После этих слов выражение лица женщины стало таким, что сразу поняла – я пала в ее глазах так низко, что подняться почти нереально.
– Приличные девушки даже названия этой таверны не знают, – пренебрежительно сказала она.
Я хмыкнула и вернула вилку:
– Выходит, вам оно как раз известно?
Глаза женщины округлились, рот раскрылся от возмущения, она резко поправила хвост шапки и, резко развернувшись, направилась вниз по улице. Я смотрела на ее гордо выпрямленную от оскорбления осанку, и думала, что можно было бы проявить дипломатичность. Но терпеть оскорбления от какой-то воблы тоже не в моих правилах.
– Какая цаца, – проговорила я под нос и двинулась в противоположную сторону.
Я надеялась спросить дорогу еще у кого-нибудь, но прохожие, словно сговорились – напрочь исчезли с улицы. Пришлось снова брести наугад, поворачивая вслед за изгибами припорошенной снегом брусчатки.
Бродила, видимо, долго, потому что захотелось пить. Вспомнив, что Варвара заботливо положила в сумку бутылку, я полезла внутрь и, когда нашла, с радостным выдохом дернула ее наружу. Вместе в бутылкой выпрыгнул клубок ниток и поскакал по мостовой обратно вниз.
Вскрикнув, я бросилась следом.
– Стой! Куда! Мне не туда… наверное. Мне к таверне! Да стой ты!
На клубок я кричала скорее по привычке, так же, как разговариваю с котлетами, чтоб не брызгали маслом во время жарки или стиральной машинкой, у которой иногда заедает дверцу. Но к моему великому изумлению, клубок резко сменил направление и, описав дугу, покатился вверх.
– Эээ… – растерянно протянула я, сжимая бутылку, когда он чинно прокувыркался мимо меня в направлении переулка.
За время пребывания в этой загадочной стране с еще более загадочным названием Коф, успела понять, что хлопать ушами не стоит, иначе успеют те, кто не хлопает. Потому бросилась следом за клубком, который уже повернул направо в переулок.
Пока бежала, про себя усмехнулась собственной недогадливости. Клубок я получила от настоящей яги, было бы странно, если бы он не умел показывать дорогу. Во всяком случае, в каждой сказке он так и делал.
Переулок оказался сквозным. Мы мчались по присыпанной белой пудрой мостовой, огибая пирамиды бочек, телеги с сеном, столики, которые, видимо выставили, чтобы коротать вечера за кружкой или бокалом. Пару раз за клубком пытались гнаться кошки, но, едва приближались, с обиженным мяуканьем шмыгали в сторону. Прохожие все-таки появились и на нас с клубком косятся с явным недоверием, но окликнуть никто так и не попытался. Напротив, когда ловили на себе мой взгляд, втягивали голову в плечи и спешили удалиться.
Бежать по мостовой неудобно даже в моих подготовленных для московской зимы ботинках, и спустя некоторое время, я стала отставать. Ноги устали, дыхание вместе с пульсом зашлись, я остановилась и, наклонившись, уперла ладони в колени.
– Стой… – просипела я, – подожди, дай отдышаться…
Клубок снова развернулся по дуге и, быстро подкатившись ко мне. Стал накручивать круги, точно щенок, который за целый день соскучился за хозяином.
– Какой ты лапочка, – проговорила я, немного подождав, пока восстановится дыхание, и выпрямилась. – Ну, пойдем дальше. Только не несись так. Я не успеваю.
В ответ клубок два раза отпружинил от мостовой и покувыркался дальше, но я с благодарностью отметила, что катится он теперь значительно спокойней.
Преодолев еще три поворота и один переход по мосту, под которым блестит черная гладь реки, мы оказались в квартале, то ли рыбаков, то ли моряков. Во всяком случае, количеством сетей, развешенных между домами, можно было бы снабдить не одну рыбацкую команду.
Солнце тем временем заползло за крыши, тени в переулках стали глубже, а тонкий слой снега придал обстановке некой готичности. Огней в окнах стало больше, начали зажигаться уличные фонари. Сами. Хотя горит в них самый что ни есть огонь.
– Долго еще? – спросила я клубок, хотя догадывалась, что он не ответит при всем желании.
Но к моему удивлению, он остановился, затем описал уже привычную дугу и со всего разгона метнулся мне в сумку. От напора меня покачнуло.
– Кажется, кому-то надо на фитнес. И этот кто-то – не я. А ты, колобок, – сказала я и подняла взгляд.
Передо мной предстала таверна. Опознала ее по широкой вывеске на палке, что торчит из стены с изображением лосиной морды. Таверна трехэтажная, с каменным цоколем, который можно считать отдельным этажом, хотя сама сложена из бревен. На крыше, кое-где в прогалинах снега видна черепица, там же чердачные балкончики с навесами, между ними веревки с бельем. Все окна светятся теплым светом, а изнутри доносится гогот и музыка.
– Почти как в клубе, – проговорила я себе, хотя внутри как-то не по себе. Все-таки таверна – это нецивилизованное заведение в центре современного мегаполиса, где чуть что, вызовут полицию. Хотя я неправа, этот Парсапольд очень даже «мега».
– С другой стороны, – продолжала я рассуждать вслух, – внутрь заходить меня никто не заставляет. Нужно всего-то отыскать дилижанс.
Это решение ободрило. Поправив сумку, я обошла таверну вокруг. К глубокому разочарованию не обнаружила даже намека на дилижанс, повозку или хотя бы бричку. Оставалось только одно – все же зайти внутрь и узнать об этом мифическом дилижансе.
Я поднялась по ступенькам, стараясь не глядеть в сточную канаву под ними, откуда тянет вполне определенно, и вошла.
В нос ударили ароматы жареного, пареного, вперемешку с хмелем и запахами мужских тел. Этих тел тут оказалось битком – за столами, за барной стойкой, возле колонн и даже рядом с музыкантами. И все эти тале обратили свои взоры на меня.
Музыка чуть затихла, мужик, что рядом с дверями, видимо, вышибала, почесал лоб и произнес гулким басом:
– Мадам, а вы дверкой-то не ошиблись?
– Во-первых, мадмуазель, – проговорила я, до вспотевшей спины испугавшись собственной смелости, и нервно улыбнулась.
– Пардоньте, – отозвался вышибала и обнажил в улыбке два ряда конских зубов. – Ежели мадмуазель, то мобыть и не ошиблись. Хе-хе.
Эти улыбка и смешок быстро дали понять, что произошло в его узколобой голове и меня передернуло от омерзения.
Я поспешила объяснить:
– Вы снова меня неправильно поняли. Я зашла спросить.
Музыканты тоже перестали играть и теперь в повисшей тишине буквально слышу собственное сердцебиение. За барной стойкой долговязый и какой-то бледный бармен натирает бокал. Он окинул меня бесстрастным взглядом, затем незаметно кивнул, и верзила широким жестом пропустил меня дальше. Народ как-то сразу расслабился, хотя глазеть на меня не перестал. Я же, решив, что бармен тут главный, подошла к стойке.
