– Давай, спрыгивай сюда, хватит развлекаться, – проговорила она.
– Тоже мне, развлечение, – отозвалась я, глядя на толпу мужиков, все еще распевающих «го-он». – А одежда моя и сумка?
– Да здесь все. Давай-давай, шевелись, – поторопила она. – А то сейчас хозяин таверны высунется из-за бара и всю малину нам с тобой попортит.
Я опасливо покосилась на барную стойку, где тощий ковыряется с какой-то бочкой и, вроде, меня не видит. Не теряя времени, мне пришлось быстро поклониться и, под внезапный и оглушительный рев аплодисментов сигануть в углубление.
Углубление оказалось крохотной оркестровой ямой, где хранятся инструменты, пюпитры и громадных размеров белый рояль. Почему он здесь, а не наверху – непонятно.
– Не споткнись об это, – предупредила танцовщица.
– Обо что? – спросила я и налетела на дырявый барабан, угодив ботинкам прямо в мембрану.
– Об это, – сказала она. – Все никак прибраться не можем. Сюда стаскивают стар ненужный хлам, инструменты, на которых никто не играет, а разобрать все руки не доходят.
– Знакомо, – отозвалась я, высвобождая ногу из барабана. – У нас такое место называется балкон. Или сарай.
Девушка чему-то кивнула и, вручив мне пальто с сумкой, жестом позвала за собой.
– Давай за мной. Береги голову.
Теперь я уже внимательней отнеслась к ее предупреждению и вовремя увернулась от виолончели, которая почему-то висит под потолком.
– А почему такая таинственность? – поинтересовалась я, пока преодолевали оркестровую яму.
Девушка ответила:
– К параллельному разделу очень редко ездят. Опасное это место. Потом этого дилижанс по северной дороге тоже не любят. Возница тоже старается лишний раз не показываться. К тому же за такие извозы он неплохо зарабатывает. А это тоже светить не очень умно.
Она вдруг остановилась и строго посмотрела на меня.
– У тебя ведь есть, чем заплатить?
Я помнила, что Варвара говорила, что в сумке есть деньги, но после того, как она побывала в руках Рембо, я ни в чем уверена не была. Чувствуя, как от щек отливает тепло, я сунула пальцы в сумку и стала шарить. Опознала бутылку, клубок, карту, какую-то непонятную мелочь. Я погружала руку все глубже и глубже, хотя на вид сумка не могла столько вместить. Девушка смотрела на меня, постепенно округляя глаза.
– Это как… – выдохнула она, когда я дотянула сумку до плеча.
– Да сама не знаю, – проговорила я, и пальцы, наконец, нащупали звенящий мешочек.
Под изумленным взглядом танцовщицы я вытащила его и подкинула на ладони. Внутри радостно звякнуло, а когда заглянула в него, сама чуть не присвистнула – мошна оказалась полна золотых монет. Настоящих, как в пиратских фильмах про дублоны.
То ли девица обладала удивительной способностью по звуку оценивать количество монет в мешке, то ли еще какая-то магия, но, посмотрев на меня пару секунд, она проговорила:
– Ишь ты, там не меньше сотни. Звенят громко звенят.
Я недоверчиво покосилась на нее и ответила:
– Гм, да, действительно громко.
Она проговорила вновь:
– Стало быть ты и со мной поделишься?
Мне стало еще больше не по себе, даже несмотря на то, что девушка только что помогла мне. В голове мелькнула мысль, что не стоит надеяться на повальную бескорыстность жителей Парсапольда, особенно, если они обитают в таких местах, как это.
– А как же слова о том, что мы, женщины, должны друг другу помогать и всё такое? – послав ей укоризненный взгляд, спросила я.
На что девушка пожала плечами, мол, извините, такие обстоятельства, и про говорила:
– Ну а что? Помогать-то помогать. Но одним «спасибо» я в лавке за хлеб не расплачусь. Ты уж как-нибудь позаботься об этом, коли у тебя звенит мошна. В смысле достойной благодарностью за все мои труды.
Честно признаться, мне такое поведение хоть и не слишком понравилось, но зато совершенно понятно. Взращённая на товарно-рыночных отношениях, я куда лучше чувствовала себя, когда заключала договор посредством финансовых операций.
Сколько денег в кошельке не знала, но, все же сунув в него пальцы, наугад достала небольшую жменю и не глядя сыпанула и в ладони танцовщицы.
Монеты зазвенели под изумленным и жадно блестящим взором девицы. Но она быстро совладала с эмоциями и, убрав деньги в какой-то потайной карман на юбке, сказала:
– Что же если денежный вопрос мы выяснили, идём.
– Наконец-то, – поговорила я, закатывая глаза.
Мы прошли по длинному коридору который идёт, видимо, в цокольном этаже совсем близко с подвалом, потому что в воздухе отчётливо чувствуются запахи сырости, земли и дождевых червей. Присутствует ещё один запах, очень уж узнаваемый, но думать об его происхождение не хотелось, равно как и о сточных канавах, которые, наверняка, текут совсем рядом.
– Ты не обижайся на меня, – проговорила девица, на ходу и совсем не как леди потирая шею. – Времена нынче непростые. В Парсапольде повышают налоги, пошлины и всякие другие неприятности. Частников тоже удумали обложить оброком. Я разве для того пошла в частники? Чтобы этим дармоедам кошели наполнять? То-то и оно. Коллегии распилили город на кантоны…
– Кантоны? Это что?
– Ну, районы, что ли, – пояснила танцовщица. – В каждом кантоне своя коллегия. Руководит типа. А как руководит? А пес его знает как.
Я поинтересовалась чисто из вежливости:
– А в этом кантоне кто управляет?
– Коллегия таверн и трактиров, – сообщила девушка с какой-то гордостью и даже приосанилась. – У нас весело. Денег заработать возможности не так много, приходится брать сверхурочные, петь не щадя глотки, плясать до стоптанных пяток. Но веселиться мы умеем, это да.
Я хмыкнула – реальность параллельная, а проблемы ровно такие же, как и у нас.
– И что долго ты здесь работаешь, – спросила я.
Она вновь пожала плечами и ответила:
– Года полтора, наверное. Как перебралась из Дышлого крутогора.
– Это еще что?
– Деревенька к северу от Парсапольда, – пояснила танцовщица. – Потому и знаю о дилижансе. Видела его пару раз, когда не с той стороны леса выходила. А здесь время летит незаметно. Каждый раз вж-жух, и полгода пролетает. Бац, лето, глядишь – уже зима. Только моргнешь, снова лето. Понимаешь?
Я кивнула, потому что прекрасно понимала. Сама в последние месяцев шесть работала столько, что порой терялась во времени, днях недели, месяцах, и вообще иногда не понимала, какое сейчас время года.
Коридор, наконец, кончился и мы вышли на улицу. После плотного и густого воздуха оркестровой ямы здесь показалось очень свежо и морозно. Я спешно застегнула пальто и сунула пальцы подмышки. Девушка указала в сторону на угол таверны.
