А потом картинка вновь смазалась и переместила меня к какой-то реке с разрушенным мостом. На одной стороне реки все еще лето, но на другой – сугробы и черные деревья, торчащие как кривые пальцы, которые норовят уцепиться за небо. Вода в реке темная и быстрая, время от времени по ней проносятся коряги и куски льда.
От этого места по коже пробежали крупные мурашки, я всхлипнула и оглянулась.
К обрубку моста, покачиваясь, движется хрупкая фигурка, разорванное платье треплется на ветру, волосы колышутся как белый флаг поверженных.
– Лунария… – выдохнула я, прижав кулаки к груди. – Зачем ты сюда пошла?
Ужасная догадка змеей заползла в мысли, и я содрогнулась от вопиющей несправедливости, которая случилась с этой бедной девушкой. Я видела, как она босая подошла к самому краю моста.
Боясь того, что сейчас произойдет, я зажала рот ладонями, чтобы не кричать, но все равно продолжала смотреть.
Лунария таращилась немигающими глазами на темную воду, которая стремительно несется внизу. Но, когда я уже решила, что она совершит ужасное, все пошло не по моему сценарию.
Вскинув ладони она вдруг закричала:
– Северный ветер! Призываю тебя всем существом своим! Молю, охлади мою боль! Остуди раны! Исцели меня!
Но ничего не произошло. Река продолжала нести коряги и льдины, на другой стороне безмолвствовала зима, а здесь все еще зеленели деревья.
Но это не остановило девушку. Она продолжала призывать неведомую силу, пока, наконец, ей на плечо не опустилась снежинка. Затем еще одна. После чего на реку и летнюю сторону реки обрушился небывалый по силе снегопад, вмиг покрыв все сугробами. И даже плюсовая температура не спасла траву от холодного наста.
Несмотря на то что это были лишь воспоминания, я ощутила пронизывающий холод, опустившийся на берег. Колдовская метель окутала Лунарию, как пеленой, и в этой пелене слышался гулкий вой, похожий на плачь одинокой всеми покинутой девушки.
В мелькании снежных хлопьев я видела, как она преображается, как белеет ее кожа, как покрываются серебристым мерцанием волосы и платье превращается отороченную мехом мантию. А когда удалось заглянуть ей в глаза, едва не отшатнулась, потому что обожглась о ледяной взгляд.
На лице Лунарии не осталось ни капли эмоций. Все, что случилось с ней, заморозил колдовской снег, оставил где-то в прошлом, укутав холодной безмятежностью и покоем. И теперь я не знала, имею ли право ее осуждать.
Из воспоминаний Лунарии меня буквально вышвырнуло на отполированный ледяной пол. Если бы Асмодей не подхватил, я бы отлетела в стену, но он успел, и теперь опять дымится, ругаясь так, что ощутила, как к щекам прилил жар.
В зале все еще круговерть и буран, мой Кирилл до сих пор бесцельно пялится в пол, а ледяная колдунья занесла руку для очередного броска.
– Долго меня не было? – спросила я демона перехваченным после увиденного голосом.
– Пару секунд. А что?
Но после увиденного мне было трудно что-то объяснять, тем более Асмодею. Внутри все дрожало и сжималось, и я думала только о том, что с ней сделали и о том, что никто ней не помог.
Ледяная колдунья шевельнула пальцами, с которых готов слететь очередной сноп ледяных кольев, метель вокруг взвыла, поднимая клубы снега до самого потолка.
Я понимала, что биться с ней бесполезно, и даже Асмодей сможет разве что драться с ней, постоянно заращивая раны. Но победить, покорить и сломить не удастся. Там уже давно все сломлено.
Когда ее глаза холодно сверкнули, чтобы вновь совершить боевое колдовство, я проговорила тихо:
– Лунария.
Я ни на что не рассчитывала, но от этого короткого слова, от звука ее имени, ледяная колдунья на секунду замешкалась. Холодные голубые глаза как-то странно посмотрели на меня.
– Лунария, – повторила я, чувствуя, что движусь в правильном направлении. – Ты ни в чем не виновата.
– Что ты несешь, тля? – гулко произнесла ледяная колдунья, разнося клубы снега по залу.
Я продолжила, осторожно шагнув к ней:
– Ты не сделала ничего плохого. Ты не виновата.
– Не виновата? – переспросила она так, что стены вновь дрогнули.
Асмодей позади, проговорил горячим шепотом и продолжая хлопать себя по плечам, видимо, они все еще тлеют:
– Милая душа, ты что задумала?
– Не мешай, – бросила я через плечо. – Я знаю, что делаю.
– Очень сомневаюсь.
Но меня сомнения адского демона не волновали. Я твердо знала, ледяная колдунья стала такой не от собственной злобности или жестокости. Напротив, она была милой и нежной девочкой, которую поломали, надругались над телом и душой, бросили на произвол судьбы. И никто не пришел ей на помощь кроме холодного колдовского снега.
– Лунария, – снова проговорила я, приближаясь еще немного. – Я знаю, что произошло. Я все видела.
– Не смей называть меня этим именем, тля, – грозно произнесла ледяная колдунья.
– Но это твое имя, – настаивала я. – Твое настоящее имя, которое ты стремишься забыть.
– Я уже забыла.
– Нет, – сказала я, качая головой. – Если я смогла увидеть то, что увидела, ты не забыла. Ты все помнишь. И матушку, и этого скота Лапидуса. Но я повторяю тебе снова, и если надо, буду повторять столько, сколько получится: ты не виновата. Слышишь? Лунария, ты не виновата. Ты ни в чем не виновата.
Я продолжала двигаться в ее сторону, чувствуя странную решимость, словно во мне разгорался огонь, способный растопить самый старый лед. Я знала, что все делаю правильно. Без плана и программы, просто по наитию, отдаваясь чутью.
– То, что он сделал с тобой, не твоя вина. А его, – говорила я, – и это он заслуживает справедливого суда, а не ты. Ты была доверчивой и наивной. А он этим воспользовался. Лунария, я знакома с ним и могу с уверенностью заявить – он самовлюбленный псих.
– Прекрати! – приказала ледяная колдунья холодно, но в ее тоне я уловила нотки сомнения, колдунья чуть отшагнула. – Как ты смеешь говорить об этом? Как смела коснуться того, что тебя не касается!
Я сказала честно:
– Я вошла в твой снег и увидела все, что нужно.
– Никто не имеет права лезть в чужие воспоминания, – грозно прогремела колдунья. – Ты за это поплатишься, тля.
Кивнув, я проговорила:
– Согласна, подглядывать за чужими воспоминаниями не слишком правильно. Но ты не оставила мне выбора. И я снова повторю, ты не виновата в том, что случилось.
– Не все так считали, – коротко бросила колдунья и глаза ее недовольно сверкнули, будто сама не рада, что сказала это.
Я же напротив внутри заликовала, значит действительно движусь в верном направлении.
