– Ты у нас кто? – коротко спросила она.
– Агнес Дескарэй, сьёр, – ответствовала Агнес. – Вступила вчера.
– Топай с Сестуро, – резко бросила Декастри, уже отворачиваясь навстречу другому мушкетеру. – Франико, бери дюжину людей по своему выбору – и на Старый Новый мост. Там должен стоять наряд стражи, возьмешь его под командование…
– Пошли, – Сестуро ткнул Агнес в плечо. Он, без сомнения, полагал, что едва прикоснулся, но Агнес чуть не охнула. И побежала за великаном, проверяя шпагу в ножнах.
– Мы во дворец королевы? – спросила она, рысцой поспевая за его широченными шагами. Они направлялись к ступеням в тоннель, что вел к бастиону королевы Ансгарды. На подходе к воротам тоннеля Агнес заметила: если в обычное время их сторожило всего двое мушкетеров, да и те постоянно резались в шашки, то теперь здесь стояло человек двадцать и решетка была наполовину опущена. – Мы капитана увидим?
С легендарным главой мушкетеров она еще не встречалась. Дартаньян была ныне едва ли не старухой, лет, наверно, пятидесяти, но как фехтовальщица по-прежнему равных не знала. Она защищала еще королеву Анриетту Четвертую, а для нынешней монархини являлась ближайшей наперсницей. Хотя, в отличие от кардинала, к браздам государственного управления не рвалась.
– Ее преосвященство имеет свойство пугаться собственной тени, – пояснил Сестуро. Приостановившись у факела, он рукой против света изобразил на стене утку. – Все может кончиться пшиком, но если там и впрямь что-то серьезное, капитан скажет наверняка. Мы, может, даже саму королеву увидим.
Агнес лишь кивнула, не находя слов.
Сестуро с непроницаемым видом покосился на девушку:
– Ты хоть знаешь, как царствующим персонам честь отдавать? Когда ты с мушкетом и в форме?
– Э-э-э… – пискнула Агнес. – Это как?
Сестуро прыснул. И смеялся, по мнению Агнес, куда дольше необходимого.
Они добрались до бастиона, миновали еще несколько ворот, дверей и охраняемых лестниц, вышли на набережную и отправились в лодке вниз по течению – ко дворцу.
Гром барабанов поднял с постели и Доротею. Дробь доносилась не только со стороны мушкетерских казарм, но и из расположений поборников, королевских гвардейцев и городской стражи, а также артиллеристов, притом что где-то военных будили еще и трубы.
Доротея подошла к узенькому окну, но на сей раз вид из него девушку ничем не порадовал. Едва начинало светать, по дождевым тучам будто прошлась алая кисть, но более ничего значительного не происходило, по крайней мере в ее весьма ограниченном поле зрения. Будь погода ясной, Доротея полюбовалась бы небесами и завершением ночи, хоть и мало что понимала в чтении знаков ангельских передвижений среди звезд. Возможно, со временем…
Вот бы назад в Бельхоллу… продолжить занятия…
Вчера шел проливной дождь, на карнизе собралась лужица ржавой воды. По решетке, продолжая разъедать железные прутья, еще скатывались капли. Доротея бездумно погрузила в лужицу палец, словно размешивая краску. Как ни странно, жижа оказалась довольно густой. Видно, ржавчина копилась там уже давно.
Вытащив палец, Доротея присмотрелась к окрашенному кончику. Рассмеявшись, девушка выбрала рядом с окном камень поглаже и сделала быстрый набросок. Импровизированная краска легла на удивление хорошо, и Доротея, не удержавшись, стала добавлять детали. Округленные губы, затем облачко дыхания и наконец – ровный круг нимба, выполненный одним быстрым движением.
Она рисовала Замриниэль, которую очень хорошо знала: именно ей Доротея посвятила одну из своих первых икон и позже много раз вызывала. Замриниэль была всего лишь серафимом, но крайне полезным. Ее задача состояла в том, чтобы соединять сходные вещи, если только те не были слишком крупными и тяжелыми. Чаще всего маленького ангела напускали на пыль: Замриниэль легко собирала всю пыль в комнате в одну опрятную кучку. Оттого и считалась одним из лучших ангелов, используемых для уборки, – хотя многие священники и маги считали подобные призывы чуть ли не ересью… если, конечно, дело не касалось их собственных храмов или училищ, да хорошо бы цену за вызов платил кто-то другой.
Так вот, в камере имелась уйма пыли, притом застарелой. По углам, в щелях каменного пола, даже на потолке. Станет гораздо уютней, когда Замриниэль всю ее соберет, а Доротея выбросит в окошко. Благо цена за призыв серафима, можно сказать, почти «не считалась».
Струпик на обратной стороне кисти, откуда она добыла несколько капель крови для показательного иконотворчества тогда в Бельхолле, легко уступил ногтю. Доротея привычно обмакнула палец в кровь и мысленно сосредоточилась на Замриниэли… но все-таки спохватилась.
– Ну ты и дура, подруга, – прошептала она. Вытерла кровь, зачерпнула ржавой воды и быстро замазала набросок, превратив его в грязное пятно на стене.
Далось это непросто. Казалось, все тело требует вызова ангела… какого угодно, но ангела! Ощущение было очень личным. Удовлетворение от создания успешной иконы… от вызова… С кем можно поделиться таким?
Увы, личное дело больше не было личным. Рошфор на сей счет выразилась с полной определенностью. Во всяком случае, легкомысленно творить набросок иконы и вызывать ангела точно не стоило. Разве что доведется бежать. Да и тогда, пожалуй, придется подумать.
Доротея вернулась на свой соломенный тюфяк и накрылась одеялом, потом нырнула под него с головой. Что бы она ни наплела Рошфор, совсем не думать о будущем как-то не получалось. В какой-то мере – да. Однако время от времени не хватало даже ее врожденного оптимизма…
Стоило отгородиться одеялом от мира, и положение уже не казалось полностью безнадежным. Так Доротея с самого детства привыкла защищаться от жизненных трудностей. И теперь, как в детстве, она вскоре заснула. Ей стало спокойно и хорошо.
Симеона, пребывавшего в лечебнице, барабаны не разбудили: юноша был уже весь в трудах – вправлял сломанную ногу артиллеристке, поскользнувшейся на мокрой от дождя крепостной лестнице. Женщине повезло. Она осталась жива, отделавшись чистым переломом, так что Симеон вполне обошелся без ангельской помощи. Пострадавшая держалась стоически. Гораздо больше хлопот Симеону доставили трое ее друзей, жаждавших если не помогать, так наблюдать и высказывать свое мнение.
Назойливая троица исчезла при звуках барабанов и труб, и Симеон с помощью нянечки-отверженки успешно наложил шину. После того как пациентка легла наконец в постель, Симеон спросил отверженку, не знает ли она, с чего такой переполох еще до рассвета.
– Случается у них иногда, – ответила женщина и зевнула. Она провела на службе всю ночь. – Может, пришел слух о войне, может, в городе непорядок… Мне-то почем знать? Ну, ткнул кто-то палкой в муравьиную кучу, солдатики туда-сюда забегали… Вам еще нужно что-нибудь, доктор? А то как Дарбен подойдет, я и сменюсь…
– Нет, – сказал Симеон. – Я тоже сейчас спать пойду. Мне в десять часов магистру ассистировать на удалении камня.
