– Баранэ – где это? – спросил Анри.
Друзья в ответ лишь передергивали плечами. Никто не знал.
– Опять эта Лилиат, – сказала Доротея. – А еще там икона. Под золотом. Я уверена… очень мощная…
– Сейчас увидим, – сказал Анри и начал вытаскивать монеты, раскладывая их опрятными столбиками подле ларца.
Когда сундучок наполовину опустел, в середине стала видна сложенная тряпица. Анри задержал руку, глядя на Симеона.
– Не представляю себе ловушку или устройство, которое можно было бы в такую тряпочку завернуть, – сказал Симеон.
– Точно? – спросил Анри.
Пока тот колебался, Агнес нагнулась и откинула ткань. Показались три прямоугольные иконы, соединенные S-образными золотыми пряжками. Образа имели равный размер, примерно в человеческую ладонь. Золоченые бронзовые пластинки, гравированные рукой настоящего мастера, оказались обрамлены бриллиантами в золотой оправе. Камни сидели в три ряда, самые крупные снаружи, потом средние, а внутри – множество крохотных.
Изображенные ангелы выглядели в целом человекоподобными, но у каждого имелись громадные шестичастные крылья – в четыре-пять раз крупнее тел. Один ангел держал меч, другой – щит, третий – трубу. Лицо и руки первого были из черного янтаря-гагата, у второго – из красной бронзы, у третьего – из желтого нефрита.
– Яматриэль, Самхазаэль, Трифиниэль, – прошептала Доротея. – Трое из двенадцати Князей Ашалаэли. Хотя действует лишь икона Самхазаэля…
– Так ты их знаешь? – спросил Симеон.
Вопрос не имел смысла, потому что Доротея наверняка знала. Он и сам признал образа, десятки раз виденные в книгах и всяческих выписках.
– А как же иначе? – удивилась девушка.
– Кто это такие? – хором спросили Анри и Агнес.
– В смысле, помимо здоровенной кучи дорогих брюликов, – алчно добавил Анри.
– Это три Алмазные иконы королевы Анны, – сказал Симеон. – Часть баснословного Королевского Ожерелья.
Агнес повела плечом. Анри ответил непонимающим взглядом.
– Очень знаменитые иконы, – пояснила Доротея.
– Спертые из дворцовой сокровищницы лет сто назад, – добавил Симеон. – Личная собственность королевы.
– А-а, – бесцветным голосом протянул Анри. Возможность завладеть нежданно свалившимся богатством улетучилась, едва поманив. – Ну, может быть, нас все-таки наградят…
– Нужно немедленно сообщить королеве, – сказала Агнес. – Я сейчас же… хотя погодите… я лучше на страже постою. А то вдруг отверженцы вернутся.
– Полагаю, надо кому-то сказать, – медленно проговорил Анри. – Про иконы, я имею в виду. А вот что касается золотишка…
– Доложить надо про все, – сказал Симеон. – И про иконы, и про золото, и про письмо. Я, знаете, уже побывал на допросе у людей кардинала и повторения не хочу… Кстати, кардиналу тоже надо дать знать… в общем, и королеве, и ее высокопреосвященству… Но – по-тихому. Чем меньше народу будет посвящено, тем и лучше. Особенно о нашем участии во всей этой истории…
– Но как же награда!.. – застонал Анри. – Нас ведь должны…
– Я постерегу ларчик, – пропустив его жалобу мимо ушей, сказала Агнес. – Анри, ты же видел Сестуро? Когда записки носил?
– Того великана-мушкетера? Знаю такого.
– Он должен быть в нашей казарме. Беги к нему, расскажи о находке. Попроси прийти сюда, и еще пусть известит Францони: та может сообщить непосредственно королеве.
– Пожалуй, можно устроить, – медленно проговорил Анри. Он продолжал прикидывать про себя, от кого и какой награды можно дождаться. – Знаете, я, вообще-то, человек кардинала. А значит, обязан доложить монсеньору. Короче, я в лодку – и во дворец кардинала…
– А кто это – монсеньор? – спросила Агнес.
– Робард. Главный писарь ее высокопреосвященства.
– Я, пожалуй, могу быстрее доставить весть кардиналу, – не слишком охотно сознался Симеон. – После допроса Рошфор дала мне жетон… Любой поборник, которому я его покажу, обязан немедля ей сообщить…
– Зачем она тебе дала жетон? – спросила Доротея.
– От подозрительности, – тяжело проговорил Симеон. – Ко всем и всему. Велела докладывать обо всем, что странным покажется. Вроде того как отверженцы меня от монстра спасали… вот уж чудо из чудес было… как и сейчас.
Доротея кивнула. Ее левое веко чуть опустилось на глаз – верный признак углубленного размышления.
– Опять отверженцы, – сказала она. – Чалконте. Лилиат. Отверженцы. Чует моя душенька, связаны они как-то… и все это навряд ли к добру…
– То есть не наградят нас? – жалобно протянул Анри.
– Да будет, будет награда, – нетерпеливо сказала Агнес. – И от королевы, и от кардинала. Это же хорошо?
– Не уверена, – промолвила Доротея.
Остальные вопросительно уставились на нее.
– Я не уверена, что лично мне это на пользу пойдет, – продолжала она. – Впрочем, решусь утверждать, что меня можно и исключить.
– С какой стати тебе не пойдет на пользу? – спросил Анри.
– Дело в иконах, – пояснила Доротея. – Они были сделаны Чалконте Вероотступником. Меня же вроде как подозревают в связи с действиями подобного рода. И тут неожиданно всплывают иконы. Причем две из трех лишены силы, хоть и не тронуты внешне… что, по идее, выглядит невозможным. А вместе с иконами – письмо от Лилиат, с которой меня тоже якобы связывают некие смутные узы… хотя о них мне никто не удосужился ничего рассказать…
– Может, нам тебя просто не упоминать… – начал было Анри, но Симеон перебил:
– Нет. Говорю вам – нас, скорее всего, будут допрашивать.
– Но мы же ничего такого не сделали! – возмутился Анри.
– Это не помешало кардиналу заключить меня в Башню, – возразила Доротея.
Некоторое время все молчали.
– А я-то обрадовался, что наконец разбогатею, – проговорил Анри.
– Давайте все сложим обратно в ларец, – предложил Симеон. – Будем говорить, что заглянули под крышку, но как только сообразили насчет икон – тут же послали к кардиналу и королеве. О письме упомянем, только если спросят напрямую. И вот еще что…
– Что? – спросила Агнес нетерпеливо.
– Взаимная связь, которую мы ощущаем, – сказал Симеон. – Наше чувство родства, которое, по мнению Доротеи, идет оттого, что мы одного и того же ангела много раз призывали… Вот о нем поминать только при последней нужде!
Он обвел взглядом друзей. Те друг за дружкой торжественно кивнули ему. Было ясно – что бы их ни свело, по крайней мере, в глазах кардинала это будет выглядеть крайне подозрительно.
– Возможно, утаить не удастся, но хоть попытаемся, – сказал Симеон. – В общем, я пошел Рошфор доносить. А то чем дольше мы медлим, тем больше у них вопросов появится.
