Симеон невольно нахмурился.
– Точно не от моих поборников, – сказала Рошфор.
– И не от моих мушкетеров, – сказала Францони. – Однако слухи распространяются. Крепитесь, молодые люди. Явите терпение. Думаю, и королева, и кардинал будут вами довольны, ведь благодаря вам сокровище вернулось домой.
Анри посмотрел на Агнес. У той на руке красовалась чистая беленькая повязка. Юноша поднял бровь, улыбаясь. Агнес чуть кивнула ему и повернулась к Симеону. Тот стоял наклонив голову, сдвинув брови, не то чтобы хмурился, лишь напряженно думал о чем-то. Наконец взгляд молодого врача обратился на Доротею. Девушка смотрела на иконы – те красовались на столе, в отличие от монет, оставленных в сундучке.
– Понять не могу, как те два образа…
Она вдруг осеклась, даже чуть вскрикнула – Симеон наступил ей на ногу.
– Прошу прощения, сьёр Имзель?.. – переспросила Францони.
– Да нет, ничего, – пискнула Доротея.
– Ладно, – сказал Сестуро, прежде чем вновь воцарилось тягостное молчание. – Выпивка у нас есть. И, уверен, ее величество нас не осудит за небольшую карточную потеху. Сыграем, что ли, по маленькой? На это вот золотишко? Конечно, потом все вернем…
Нагнувшись, он вытащил из-за ботфорта плоскую металлическую коробочку. Внутри оказалась потрепанная колода.
– Я в игры не играю, – сказала Рошфор. Покинула кресло и не спеша направилась к устью грота. – Пойду-ка исследую тот ход под мостом. Зовите, когда вернутся гонцы.
– Всенепременно, – пообещал вслед ей Сестуро. И повернулся к лейтенанту стражи. – А вы, сьёр?
– Во что сыграем?
– Во что хотите – деньги-то не мои, – сказал Сестуро. – Может, в «троечку»? А, Францони?
Та махнула рукой – дескать, как скажешь – и подлила себе вина.
– Нам бы сюда четвертого…
И гигант-мушкетер повернулся к друзьям. Сперва никто не отозвался, но потом вперед вышел Анри – неохотно, будто влекомый невидимой силой.
– Я играю, – сказал он. – Немножко.
– Так давай же сюда, – сказал Сестуро.
Анри подсел к офицерам. Сестуро сдал каждому игроку по пять карт, лейтенант стражи отсчитала по двенадцать монет из стопок, извлеченных из ларца и громоздившихся на столе. Казалось, ей не хотелось выпускать их из рук. Во всяком случае, считала она очень медленно, буквально лаская пальцами каждый золотой кругляшок.
– Восемь, – бормотала она, выкладывая монеты перед Францони. – Девять… десять…
– А можно еще на иконы посмотреть? – спросила Доротея.
– Пожалуйста, – разрешила Францони и взяла карты. Она излучала такую врожденную властность, что, когда раздался вопрос Доротеи, все посмотрели именно на нее.
Заглянув в доставшиеся карты, мушкетер вздохнула.
– Уверена, что ее величество… а также ее высокопреосвященство по достоинству оценят любые догадки, которые ты выдвинешь. Кстати, не просветишь ли меня заодно, с какой стати ты у кардинала «гостишь»?
– Я продемонстрировала технику иконных набросков. Это быстро, хоть и не очень надежно, – сказала Доротея, вглядываясь в центральную икону.
Поразительно тонкая работа казалась запредельной даже для самого крохотного резца под сильной увеличительной лупой. Вблизи еще и оказалось, что ангел по имени Самхазаэль был явлен в образе женщины, сплошь состоявшей из дыма. Малюсенькие струйки и завитки, не более песчинки, складывались в единое целое.
– Я думала, что стала первой, кому далась подобная техника, но Чалконте явно опередил меня… – продолжала Доротея. – Кардинал, кажется, полагает, что я рано или поздно впаду в ересь и обязательно начну делать статуи… Ах да! Дева Элланды тоже явно занималась набросками. И может, тоже еретичкой была… Хотя я не особенно понимаю, с чего бы кардиналу беспокоиться насчет давно умершей…
– А я, кажется, знаю, в чем дело, – криво улыбнулась лейтенант стражи. – Кардинал все время старается на сей счет разузнать. Нас вот тоже спрашивают все время. Мы ведь чаще прочих с Ночными Трудягами пересекаемся… ну, с отверженцами, которые честно жить не хотят. Профессия, знаете ли…
– Спрашивают? О чем?
– О Деве Элланды! – повысила голос лейтенант. Хмуро оглядела карты, поменяла местами, потом вернула как были. – Многие отверженцы верят, что она должна возродиться… или просто вернуться… и дать им лучшую долю. Она ведь, как вывела их из Истары, пообещала: «Я не брошу вас, ожидайте…» – или что-то вроде того. С тем и исчезла.
– Ну и? – спросил Сестуро.
– Ну и приказано нам бдеть, вдруг какие знаки проявятся, – сказала лейтенант. – А то прозеваем, тут-то отверженцы с ума сойдут или взбунтуются. Правда, бдеть нелегко, никто ведь не знает, каких знаков ждать. Но если кто-то начнет практиковать ту же магию, что некогда Лилиат, вдруг это окажется возрожденная Дева? Понимаете, о чем я?
– Глупость какая! – воскликнула Доротея. – Я – это я, а не какая-то там истарская спасительница, удравшая из могилы… даже если бы такое было возможно! И с ума сходить, как тот же Чалконте, я тоже не собираюсь!
– Я, конечно, вам верю, – сказала лейтенант. – Но спорю на что угодно, что причина, по которой вы оказались в Башне, именно такова. Все дело в Лилиат!
Она хохотнула и вновь переложила карты в руке.
– Нет, это правда смешно, – повторила Доротея сердито. – Я – Доротея Имзель, а не кто-то другой!
– Никто здесь в этом не сомневается, – примирительно проговорила Францони. Положила три карты и сказала: – Ветка, древо да цветок – вот он, троицы итог.
– Речка, мостик и дорога, – тотчас ответил Сестуро и тоже выложил три карты. – Мы постарше вас немного…
– Я пас, – сказала лейтенант стражи. – Не буду деньгами рисковать.
И сунула свои карты под оставшиеся в колоде.
Два мушкетера взяли новые карты и посмотрели на Анри. Тот расставлял свои так и этак, задумчиво посасывая губу, и в показном замешательстве скреб затылок.
– Что-то не по себе мне, – сказала Францони. – Нельзя одновременно быть настолько бездарным актером и в картах не смыслить…
– Пчела на цветок, на дорогу – карета… а еще вот вам солнце и луна в небесах! – сказал Анри и положил карты. – Бью оба ваши набора и остаюсь с высшими картами, так что ставка удваивается. Мой выигрыш, сьёры!
– Ну это ж надо! – бросая карты, вскричал великан. Францони спокойно положила свои и, отделив две монеты от кучки, передвинула их Анри. Сестуро мясистым пальцем повторил ее жест.
Ход перешел к лейтенанту. Картежники сыграли еще несколько раз, монеты двигались туда и сюда… выигрыш Анри продолжал неуклонно расти.
Наконец вернулись посланцы. Они вошли одновременно, что, вероятно, и было оговорено еще перед их отправкой. Явилась и Рошфор. С ее сапог текло после обследования пруда. Она молча прислонилась к стене.
