Расстроенный Антон молча вернулся в комнату, пытаясь засунуть любимый портсигар в боковой карман пиджака. От волнения промахивался.
— Осознает, — уверенно пробасил шеф. — Пообвыкнется. Огорошил ты его, Иванов. Да и меня, признаю, тоже. Мягче надо с друзьями, нежнее... Про целительство к чему поминал?
— Ленкино дело продолжить хочу. По-своему.
Потрясённый бородач с уважением, по-новому посмотрел на парня.
— Тяжкий крест. Неподъёмное испытание... Ты же соображаешь, что всех не спасти?
— Соображаю. И навоюсь от бессилия, и локти кусать буду, — Сергей не манерничал. Он действительно говорил, что думал. — По-вашему, лучше в сторонке постоять, скромно отмораживаясь и откупаясь от совести, жертвуя полтинник в прозрачную кубышку с фото и диагнозом? Такие почти в каждом супермаркете есть, при входе… Я ведь Силу получил для чего-то, а не просто Мурка бежала, хвостиком махнула...
Борода оказалась в боярском кулаке, а её владелец в глубоком потрясении.
— Не стану отговаривать. Великое ты задумал. Почти как Сашка...
***
За оконным стеклом возникла улыбающаяся физиономия напарника, бережно держащего три полных рюмки с коньяком. Иванов открыл ему дверь, посторонился, пропуская.
— Разбирайте! — каждый взял себе по посудинке. — Прав ты, Серый! Я поначалу обиделся, а пока в кухню шёл — понял. Прав! Так лучше! Давайте за это выпьем!
— По последней, — строго приказал начальник. — Тебе завтра в аэропорт. Отпуск догуливать. Иванову же, — рука инспектора исчезла в мощной лапе Фрола Карповича. Полыхнуло, оставляя на ладони ощущение наготы. Словно новая кожа выросла вместо старой, мгновенно. — Как вышедшему в отставку велю подготовить на себя все бумаги по агентскому званию!
От такой наглости дважды бывший силовик едва не выпал в осадок, потеряв дар речи.
— А ты чего думал, я всё писать буду?.. Шиш тебе! Трудись во благо...
