— Ирина, мы никуда не поедем.
Тон мой был столь категоричен, что жена опешила:
— Почему?
Я замялся.
— Привык к району. Давай купим «двушку» в нашем подъезде на нашем этаже?
— Мне не нравится первый этаж. Меня этот дурак-дворник будит. То скребёт, то матькается, ужас какой-то.
— Ужас?! Да он лучший в мире человек, если б не он, ничего бы не было. Ни тебя, ни меня, ни Владика. Блистательный Иван Палыч! Крановщик. Не пьёт с 1985-го. Почти Герой Труда. А скребёт как? Я иногда выхожу утром посмотреть. Скребок так и пляшет. А матькается? Это же стихи! Амфибрахий, чёрт подери!
— Так вот куда ты по утрам исчезаешь! И что значит — ничего бы не было? И при чём тут дворник? Подожди… Он что — твой отец, а ты его стесняешься?
— Как тебе такая чушь в голову приходит? Мой отец давно спился и умер. Теперь, наверное, ад пропивает.
— Стоп. Я правильно понимаю, что ты не хочешь переезжать из-за дворника?
— Правильно. И… не правильно. Всё сложно.
— Вы любовники?
— Ещё одна такая догадка — и я с тобой разведусь!
— Так почему тогда?!
— Я не спал по ночам, а тут он… Только засну… Пришлось научиться. А потом бег. Турник этот… Диета, повышение. Завертелось. Ты ещё. Сын. А сейчас переезд. Он там, а я тут. Своих не бросают. Нельзя так, понимаешь?
— Не понимаю. Ты себя со стороны слышал? Я о серьёзных вещах говорю, об улучшении жилищных условий, а ты про дворника какую-то чушь несёшь.
— Всё. Мы ссоримся. Перерыв до завтрашнего вечера.
Ирина взметнула волосами и ушла на кухню. Два дня дулась. А на третий я проснулся в 8:15. Я ещё во сне почувствовал: что-то случилось, потому что сразу посмотрел на часы. Оделся и выбежал на улицу. Был конец ноября. Тротуар был засыпан снегом. Из-под снега лукаво проглядывал лёд. Дворник отсутствовал. То есть он вообще не приходил. Он не мог прийти и оставить это у подъезда. Иван Палыч не такой. Он, он… Я задохнулся и побежал в управляйку. Где, — ору, — дворник?! Где мой Иван Палыч?! Умер — говорят. У 20-го дома поскользнулся и голову об урну расколотил. Вчера вечером. У меня в глазах потемнело. Забегал. Споткнулся больно. Смотрю — скребок в углу стоит. И лом. И лопата. Сам, — ору, — всё сделаю! Дайте сюда, гады!
Дали. Схватил в охапку, притащил. Скребочком, вот так вот, аккуратненько. И лопатой. Раз-два! И ломиком, уголком, чтоб по касательной. Хуяк! Красота! Снег ебучий! Лёд-выблядок! Ублюдок зимы!
Пластилин
Денис Анфёров по прозвищу Пластилин имел талант терять по пьяни бумажник, ключи, телефон, работу или жену. Пластилином Анфёрова звали потому, что он в детстве целую коробку разноцветного пластилина сожрал и чуть не умер. Вообще, в Денисе соединилось несколько людей, между собой не знакомых. Денис-1, точнее, Пластилин, назовём его Красным, был строителем и настоящим профессионалом. Зелёный Пластилин был этаким добряком, который косорукого одноклассника на работу взял, а тот в первый же день молотком по пальцу звезданул, наступил на гвоздь, нечаянно пропилил ногу и упал с лесов. Жёлтый Пластилин был ипохондриком. Он мог целый вечер просидеть за большой медицинской энциклопедией, выясняя природу прыща на детородном органе или щеке. Синий Пластилин пил запоями, дрался с прохожими и решительно ничего не помнил, что помогало ему сохранять самоуважение. Все эти Пластилины — Красный, Зелёный, Жёлтый и Синий — хоть и догадывались о существовании друг друга, но жили параллельно, никому не досаждая. Конечно, Денис не был идиотом, просто он был разнообразным, таким же, как мы. Если б я только про Синего рассказал, вы бы приняли его за обычного алкоголика. А он не такой. Он и о здоровье думает, и дома строит, и людям помогает.
Однако неделю назад случилась беда — пластилины перемешались. Потерять по пьяни бумажник, ключи, телефон, работу или жену — дело житейское, а вот потерять коляску за тридцать тысяч пусть и с бесплатным, но своим ребёнком, дело совсем другое.
Вот как всё произошло. С великого похмелья Денис вышел на прогулку. Стоял август с градом и ураганами, но в тот день было приятно, как в октябре. Денис степенно шагал с коляской, в которой тихо лежал Матвей — сын Дениса от третьего брака. У киоска «777» Денис вдруг заволновался и выпил с мужиками две бутылки «Жигулёвского». Потом выпил водки у «Агата». Коляска была при нём. Возле «Югории», магазина с мистической репутацией (тут по пятницам исчезают мужчины), он поддал портвейна, шампанского, коньяка и ещё чего-то. Дальше — провал. Денис проснулся в чужой квартире. За окном брезжил рассвет. Денис встал, обыскал квартиру, нашёл спящих мужика и женщину, не нашёл коляску, сына, бумажник, ключи и телефон. Забегал, заволновался, попытался выйти из квартиры, не смог и разбудил мужика и женщину. Мужик сказал, что коляску не видел, ничего вообще не видел, дал ключи от своей квартиры и уснул. Женщина была голой. Денис вышел на улицу и сел на лавку. Идти домой и говорить жене, что он потерял сына, ему не хотелось. Идти в полицию и говорить то же самое ему мешала уверенность в том, что он сумеет найти ребёнка самостоятельно. Денис встал и пошёл в «Югорию». Робко приблизился к продавщице Насте. Она имела грудь четвёртого размера, не любила лифчики и носила синий халатик в облипочку. Денис тайно желал Настю. Настя об этом знала и тайно желала Дениса. Они могли бы быть счастливы, не будь они несчастны. Настя, сказал Денис. Что, ответила Настя. Настя, сказал Денис. Что, блядь, у меня покупатели, давай быстрей, ответила Настя. Тогда Денис взрыднул и рассказал ей про сына. Настя проявила благородство — подменилась и пошла с Денисом искать дитя.
В «Агате» и «777» про дитя ничего не знали. Опохмелившись пивом, Денис вспомнил, что один из его собутыльников живёт в бараке у дороги и носит имя Александр. Пошли к Александру. Разбудили, растолкали. Коляска, я с коляской у «Югории» стоял, куда она делась? — горячился Денис. Александр икал и глядел мутно. Мне, говорит, сроду на детей наплевать, я таких вещей, как коляски, не замечаю. С нами, говорит, Серёга был из 38-го дома, у него тройня, может, он в курсе? Пошли к Серёге. Серёга лежал под машиной, делая вид, что ремонтирует её, а сам пил коньяк из чекушки, потому что жена дежурила с вязанием на лавке. Настя пошла к жене, чтобы её отвлечь. Денис лёг под машину и спросил:
— Серёжа, где коляска, с которой я вчера у «Югории» стоял?
— Коляска-то? А хрен его знает. Мы в ней водку и шашлык в лес повезли ради лёгкости. В бунгале сидели, не помнишь?
Денис попытался сесть и ударился головой о днище автомобиля.
— Ой, бля! А ребёнок? Ребёнок куда делся?
— Не было его. Ты с пустой коляской пришёл.
Тут-то внутри Дениса и перемешались Пластилины. Как адекватный человек, строитель и профессионал он захотел бежать в полицию, чтобы его сына срочно начали искать специалисты. Как неврастеник он захотел сесть, обхватив колени, и представлять сына в лесу, обглоданным собаками. Как добрый человек он захотел побежать к жене и упасть перед нею, вымаливая прощение. Как алкоголик он захотел выпить большую бутылку водки, трахнуть Настю напоследок и повеситься. Однако именно в этот момент в Денисе поднял голову человек веры. Он вылез из-под машины, окликнул Настю, и они буквально понеслись в бунгало — большой шалаш в лесу, построенный ради водки. В бунгало Денис нашёл коляску, а в коляске телефон, ключи и бумажник. В телефоне — двадцать шесть пропущенных вызовов от жены. Денис опустился на колени и зашептал: «Господь, если он найдётся, я брошу пить, пожалуйста, пусть он найдётся, пожалуйста, а-а-а!» Надо было куда-то идти. Либо к жене, либо в полицию. Денис немножко поплакал и пошёл в полицию. Нет, сначала он поцеловал Настю, схватил её за грудь, сказал — прощай, а потом уже ушёл. Участковая Наталья посмотрела на него, как на говно. Сядешь как пить дать, а ещё я тебя родительских прав лишу, говорила она, блестя золотой коронкой. Денис писал заявление, когда зазвонил телефон. Жена. Денис похолодел, но всё-таки ответил мёртвым голосом:
