Раздеться, выйти к Стене с белым флагом, выкрикнуть имя. Дозорные передадут имя по рации. К нему выйдут. Скорее всего, вице-мэр Депутатии Садко. Его дядя. Дальше — сложнее. С дядей будет минимум шесть охранников. Дозорные возьмут Кински на мушки. Попросить дядю дать воды и отпустить — глупость. А вот взять дядю в заложники — это уже кое-что. Главное — убедить его. Он мечтает увидеть сломленного Кински. Пусть увидит. Пусть возрадуется. Пусть ослабит бдительность. «Я поползу к нему на коленях», — решил Кински и стал раздеваться.
Дозорный Гракх как раз докуривал сигарету, когда боковым зрением увидел голого человека. К Стене уже несколько лет никто не выходил, и вначале дозорный подумал, что у него начались глюки. На такой жаре это немудрено. Однако это был не глюк. К Стене шёл страшно худой высоченный мужик. Он размахивал палкой, к которой были привязаны серые семейные трусы. Мужик был совершенно голый. Дозорный вскинул автомат.
— Стой, стрелять буду! Кто такой?!
— Асвацацур Кински! Передай по рации! В Депутатию вернулся Асвацацур Кински!
Гракх знал это имя. По коже у него пробежал мороз. Первый штурмовик Депутатии. Родственник вице-мэра. Единственный, добровольно ушедший в Быдлостан. Его именем пугали детей. В голове Гракха промелькнула мысль: «Может, выстрелить — да и всё! Скажу, что не знал. Вышел, мол, и попёр буром». Даже стоя на десятиметровой Стене, Гракх боялся Асвацацура Кински. Так дети боятся вчерашних ночных кошмаров в жаркий полдень. Однако Гракх не посмел. Он не верил, что Кински сможет достать его здесь. Но не верил он и в то, что Кински этого не сможет. Поэтому он сорвал рацию, вдавил кнопку и прокричал:
— Это дозорный Гракх! Пост номер девять! ЧП! ЧП!
Из рации раздался спокойный голос сержанта:
— Слушаю, дозорный Гракх.
— К Стене вышел человек! Он голый и с флагом.
— И что? Постреляй рядом с ним, и он убежит.
— Не убежит. Он просил сообщить, что его зовут Асвацацур Кински.
Рация оглушительно замолчала. Через десять секунд старший заговорил. Его голос заметно просел.
— Повтори, дозорный! Повтори ИМЯ!
— Асвацацур Кински! У Стены стоит Асвацацур Кински!
— О господи! Он не умер… Как же это возможно? Гракх!
— Да, сержант!
— Ничего не предпринимай! Ни-че-го! К тебе скоро прибудут.
Дозорный едва не спросил — кто? Но вовремя прикусил язык. Понятно, кто. Шишки из мэрии и элита штурмовиков. Лучшие из лучших. Гракху никогда не было так страшно и интересно жить.
Закинув автомат за спину, дозорный уставился на Кински. Тот уже сидел на земле. Его тощая грудь тяжело вздымалась, натягивая кожу рёбер. Даже с этого расстояния их запросто можно было пересчитать. «Вот будет хохма, если он умрёт, не дождавшись шишек, — подумал Гракх. — Или это будет трагедия? Зачем он пришёл? Неужели он хочет проситься назад?» Гракх был разочарован. Кински был легендой, а легенды не должны поступать, как простые люди. Легендам — легендово, а простым — простое.
Через полчаса на Стену прибыли вице-мэр Садко и отряд штурмовиков — усатые старлеи и сам товарищ майор Роланд. Пять человек, не считая вице-мэра.
— Рядовой, доложите по форме!
Гракх вытянулся во фрунт.
— Сорок минут назад с территории Быдлостана вышел голый человек с флагом на палке. Он выкрикнул имя — Асвацацур Кински. Попросил передать его имя по рации. Я передал. Продолжаю нести дозор.
Вице-мэр махнул рукой. Его холёная барсучья мордочка выражала волнение и досаду.
— Оставь мальчишку, Роланд. Я вижу, что это Кински. Никак не подохнет, ублюдок!
Майор посмотрел в бинокль.
— Кински измождён. Быдлостан живёт от засухи до засухи. В этом году она затянулась. Видимо, никто этого не ожидал. Запасы закончились.
— И что?
— Ничего.
Губы майора презрительно искривились.
— Кински испугался смерти и решил вернуться домой.
— Кински бросил Депутатию в самый сложный период. Выкрал бунтовщицу. Разоружил конвой. Подвёл всю нашу семью. Он предатель.
Про себя Садко добавил: «Из-за него я до сих пор вице-мэр, а мог бы быть губернатором».
— Конвой сам сложил оружие. Это же Кински.
— Ты боишься его?
Блестящие барсучьи глазки ощупали лицо майора.
— Нет. Любой из моих старлеев лучше него. Как вы хотите действовать, вице-мэр?
Садко поморщился. Он ненавидел приставку «вице».
— Спустимся вниз. Выслушаем. Потом вы его расстреляете и похороните. Как тебя зовут, рядовой?
— Сергей Гракх, господин вице-мэр!
— Запомни, Гракх. Ты никогда не видел Асвацацура Кински. Никогда!
Гракх усиленно закивал головой. Он был не согласен. Он не считал, что Кински заслужил казни. Но он боялся. На его глазах творилась история.
Майор обернулся к старлеям и рявкнул:
— Идём клином. Вице-мэр в центре! Автоматы с предохранителей. Кобуры расстёгнуты. Огонь вести строго на поражение!
Когда штурмовики спускались со Стены, Гракх услышал, как последний из них пробормотал: «Это же наш бывший командир, ебись оно всё конём…»
Кински лежал на земле. Он экономил силы, которых почти не осталось. Естественно, большие ворота никто открывать не стал. Открыли маленькую калитку. Из калитки вышел Роланд. Кински узнал его сразу. Рост — метр девяносто два. Вес — девяносто три килограмма. Ранен осколком в левую коленную чашечку. Справа от него был Виктор Буба. Человек среднего телосложения. Отличный борец и плохой боксёр. Слева вышагивал Кентавр Верещагин. Метр девяносто восемь см. Сто пятнадцать килограммов. Медленный, как слон. Но если коснётся — пиши пропало. Дальше — Булат Изюмов и Александр Сыч. Стрелкú. Очень точные руки. Особенно в ближнем бою. Конечно, дядя шёл в центре клина. «Будет непросто, но быстро. Либо я, либо меня», — подумал Кински и встал на колени.
Клин остановился в семи метрах от Кински. Роланд не верил своим глазам: Кински плакал и полз на коленях. Вице-мэр подошёл к майору. Кински открыл рот:
— Дядя! Дяденька родной! Возьми меня к себе! Они меня в жопу драли! Рот порвали! Съесть хотели! Я виноват перед тобой! Руки тебе целовать буду! Возьми в Депутатию! Сортиры мыть буду! Заслужу прощение! Не могу! Не могу больше! Помилуй мя, грешного! Помилуй мя…
Кински причитал и гундосил. Крестил воздух. Размазывал сопли по лицу. Сумасшедше вращал головой. Драл на себе волосы. И медленно приближался к вице-мэру. Садко улыбался. Даже в самых смелых мечтах он не предполагал такого удовольствия. Он всегда был в тени Кински. Терпел насмешки. Племянник откровенно ни во что его не ставил. А теперь вот так вот. Таким вот образом. Штурмовики отводили глаза. Даже железный Роланд не мог смотреть на своего бывшего командира. Рядовой Гракх слышал каждое слово и стоял с закрытыми глазами, не в силах переварить услышанное. Он не мог поверить, что на свете есть сила, способная сокрушить Кински. Гракх жил и знал — в мире есть несокрушимость. А теперь это знание исчезло. На душе стало пусто, как в морге. А дядя не выдержал. Когда Кински оставалось проползти три метра, он выскочил из-за спины Роланда и метнулся к племяннику, чтобы пнуть его по роже. Лаковый туфель тут же угодил в захват. Кински не стал опрокидывать Садко на землю, а просто крутанул его к себе спиной, вскочил на ноги и стальными пальцами смял кадык. Кински присел за дядей, просунув правую руку ему подмышку.
