– В большой компании? Что это значит?
– У меня со вчерашнего дня стоит барышник, который едет в Париж с сыновьями и одним своим другом, чтобы продать там двенадцать великолепных лошадей.
– Барышник?
– Да… К несчастью, бедняга прихворнул… даже очень… лежит теперь в постели… и я даже не знаю, когда он поправится. Феррольский доктор, за которым посылали, уверял, что это опасно. Пойду предупрежу Гратьена, господин маркиз!
– Барышник! – пробормотал Жуан, когда трактирщик удалился.
Иногда для понимания того, что следует, бывает достаточно и одного слова. То был именно такой случай. Едва мэтр Гонен упомянул о барышнике, Жуан тотчас же вспомнил о произошедшем накануне в особняке Шеврез и так его поразившем, что он даже рассказал об этом наутро Паскалю Симеони. Тот человек, которого он застал с герцогиней де Шеврез и графом де Шале – не с самым, как ему показалось, католическим лицом, – тоже был барышником, по крайней мере, по заверению мадам де Шеврез. И вот теперь, в нескольких часах езды от Парижа, он снова слышал о неком барышнике. Уж нет ли в этом совпадении чего-то такого, что должно его обеспокоить?
То, что мы вынуждены были пояснять несколькими строчками, в голове у Жуана промелькнуло мгновенно. И будь молодой человек один, он, конечно, проверил бы свое подозрение. Но Бибиана, прощаясь, щебетала подле него как птичка; но его ждал Гратьен с лошадьми… но вернувшийся в зал мэтр Гонен говорил, наполняя стакан:
– На дорожку, господин маркиз, на дорожку.
Словом, разоблачительное озарение угасло, предчувствие развеялось.
Кроме того, еще одному обстоятельству суждено было отвлечь внимание Жуана де Сагрера от занимавшего его предмета. Два всадника подъехали к воротам гостиницы «Форсиль», вопя во все горло:
– Э-гей-гей! Есть ли кто в доме, чтобы принять нас и наших лошадей? Эй! Вы там, скорее! Мы умираем с голоду и холоду!
– Сейчас, господа, сейчас! – суетился Гонен, тогда как Жуан говорил, смеясь, Бибиане:
– Решительно, ваши кузены-лакеи все еще никак не войдут в курс… Где же господа Анисет и Гильом запропали, что твоему отцу приходится одному встречать путешественников?
Бибиана молчала.
Всадники соскочили со своих лошадей в тот самый момент, как Жуан вышел из большого зала.
Лишь в этот миг он их узнал.
Они довольно почтительно ему поклонились, он же, вернув им не столь почтительный поклон, вскочил в седло и намеревался уже пришпорить лошадь.
– Кто эти дворяне, господин маркиз? – шепотом спросил подбежавший к пажу Гонен, передавая поводья подскочившим наконец господам Гильому и Анисету.
Жуан пожал плечами.
– Не самые важные птицы! – отвечал он тем же тоном. – Шевалье де Бальбедор и виконт д’Агильон.
– А! Друзья господина де Лафемаса, не так ли? Ловкачи!
– Да. Прощайте!
И послав последний воздушный поцелуй Бибиане, Жуан де Сагрера пустил лошадь галопом.
Он и не догадывался, что, назвав мэтру Гонену имена двух всадников, он собственноручно подписал им смертный приговор.
Глава III
О необычном десерте, который мэтр Гонен преподнес господам де Бальбедору и д’Агильону
– Черт возьми! – говорил шевалье де Бальбедор своему другу, усаживаясь вместе с ним к камину в большом зале гостиницы «Форсиль». – Я едва не окоченел! А вы, виконт?
– А у меня застыла кровь в жилах, шевалье!
– Э! Да ведь мы проделали за утро двенадцать лье, не считая тех, что нам придется преодолеть, чтобы добраться до Парижа. И все это лишь затем, чтобы вырвать какую-то жалкую сотню луидоров у моего скряги-дядюшки! Фи! Что за стыд! Игра-то не стоила свеч.
– Да уж, ваш дядюшка не слишком к вам щедр, шевалье! Но и сотня луидоров, впрочем, тоже деньги, когда в кармане нет и ста ливров.
– Конечно! О! Как же я поиграю на них вечером в кости, в кабаке Рибопьер… а пока, позвольте предложить вам приличный обед, виконт, если, конечно, мы найдем здесь что-нибудь приличное! Но что это вы там делаете, любезный? Зачем вы запираете ставни посреди дня? Уж не намерены ли вы уложить нас спать? Ха-ха! Прежде угостите нас обедом, по крайней мере!
Эта речь шевалье де Бальбедора относилась к хозяину гостиницы и была вызвана весьма странным его поступком. Как только Жуан де Сагрера исчез из виду, мэтр Гонен подошел к своей женушке и шепнул ей на ухо:
– Ступай с Бибианой наверх, в твою комнату, и, что бы вы ни услышали, не шевелитесь ни одна, ни другая! Поняла?
– Поняла! – отвечала Марселина.
И, позвав Бибиану, которая, застыв на крыльце, пыталась различить вдали фигуру своего доброго друга Жуана, толстушка взяла ее за руку и увела с собой.
Затем очередь дошла до слуг, Гильома и Анисета, которым хозяин также отдал шепотом несколько указаний, сопровождаемых весьма выразительными взглядами, бросаемыми украдкой на путешественников.
Словом, пока Гонен запирал ставни, слуги, со своей стороны, ставили огромную дверь, укрепляя ее железными засовами.
Замечание шевалье де Бальбедора было вполне справедливым: в зале сделалось так темно, словно было часов девять-десять вечера, а не три пополудни, и вместо того, чтобы удовлетворять желания путников, содержатель постоялого двора и его слуги занимались лишь самими собой, явно намереваясь отправиться отобедать.
Услышав окрик шевалье, Гонен, не прерывая своего занятия, бросил слугам, которые уже заканчивали свое:
– Гильом, Анисет… эти господа совершенно правы! И о чем мы только думаем! В зале же совсем темно! Зажгите-ка свечи, да поскорей!
– А где они, хозяин? – спросил Анисет.
– На камине, на камине… справа. – И Гонен добавил, смеясь: – Ах! Господин маркиз де Монгла совершенно прав, мои любезные братцы! Вы никак не привыкнете к своей новой должности.
Однако господам Анисету и Гильому с горем пополам удалось зажечь свечи, которые они поставили на стол.
– Что ж, – произнес Бальбедор, – вот так уже лучше, но это все еще не объясняет…
– Зачем мы заперли ставни и дверь? – спросил мэтр Гонен, снимая колпак и подходя к путешественникам. – У меня здесь больной… тяжелобольной… один из моих близких родственников…
– И что с того?
– А то, что когда ты болен, то тебя малейший шум беспокоит, вот я и решил – согласно предписанию доктора, – закрыть гостиницу на сегодняшний день, и на завтрашний, если будет такая необходимость. Но я принял предосторожности и велел для проезжающих вывесить объявление на воротах, что гостиница «Форсиль» в настоящее время закрыта… по причине находящегося в ней больного.
– Однако эта болезнь и меры, которые вы предприняли, похоже, были весьма внезапными? – сказал д’Агильон. – Так как, когда мы с другом входили сюда, вы отнюдь не выражали какого-либо беспокойства.
