– Кто в чем может, тот в том и является, дорогой командир. Моей вины в этом нету. Несколько недель тому назад мой камзол был совершенно новым… но что прикажете поделать с моей комплекцией, которая обладает особенной способностью драть мое платье?.. Впрочем, я надеюсь, что, если сегодняшнее дело окажется удачным…
– Дело, которое я имею поручить вам, господа, не обогатит вас ни на один денье.
– О!
Ропот неудовольствия поднялся в зале.
– В чем дело, господа? – вскричал заносчиво Лафемас. – Не довольно ли вам будет и того, что вы отлично отужинаете, да еще и бесплатно? С каких это пор вы взяли за привычку брюзжать, когда мне нужно использовать ваше время по своему усмотрению?
– Мы не брюзжим, командир, – возразил один гасконец, чье лицо скорее походило на лисью мордочку. – Мы лишь удивляемся, что человек вашего ума тратит свои деньги и наше время… пусть и весьма приятно, но, вероятно, без пользы как для себя, так и для нас!
– А кто вам сказал, господин де Гребильяк, что исход этого ужина не принесет никому из нас пользы? Неужто вы в самом деле думаете, что я созвал вас только за тем, чтобы посмотреть на вас? Слушайте же: один человек, некто Паскаль Симеони, будет ужинать с нами.
– А! А! – вновь воскликнули ловкачи, к которым с первыми же словами командира вернулась надежда.
– Ну-ну, успокойтесь! – вскричал Лафемас. – И не спешите так радоваться. Это не какой-нибудь богатый провинциал, которого можно обобрать до нитки, и не парижский буржуа, который только что нажил себе состояние торговлей и жаждет спустить свои экю в обществе людей высшего круга… Это просто искатель приключений… но такой, какие нечасто встречаются; который обладает всем, чтобы идти наперекор обстоятельствам: проницательным умом, физической силой, ловкостью и неустрашимостью. Два факта докажут вам, на что он способен: во-первых, он дрался со мной и в два приема меня обезоружил; во-вторых, он полчаса беседовал с кардиналом де Ришелье, и его преосвященство не только слушали его снисходительно, но и соизволили протянуть ему руку для поцелуя и обещали ему свою протекцию.
На сей раз слова Лафемаса были встречены ропотом завистливого восторга.
– Клянусь святым Христофором, – вскричал кадет, – этот парень родился в сорочке! Он обезоружил того, кто обезоруживает других, и понравился первому министру! Такой далеко пойдет!
Хитрая улыбка пробежала по губам Гребильяка, гасконца.
– Прав был командир, ты просто глупец, Вергриньон, – сказал Гребильяк. – Взгляни-ка на господина де Лафемаса. Надо быть слепым, чтобы не прочесть на его челе гороскопа Паскаля Симеони. Вот именно потому, что он обезоружил того, кто обезоруживает других, и понравился министру, этот бедный господин и остановится – уж не знаю как, – на самой середине своего пути.
Лафемас хлопнул Гребильяка по плечу.
– Хоть ты меня понял!
– Стало быть, – произнес один из ловкачей, подкрутив усы, – этот ужин, предложенный господину Симеони, станет для него последним?
Лафемас отрицательно покачал головой.
– Вовсе нет! Я слишком уважаю людей, понравившихся господину кардиналу, чтобы позволять себе хоронить их… без его приказа! Но я думаю, он ошибается в своей симпатии! Паскаль Симеони выдал себя перед его преосвященством за своего рода рыцаря, защитника вдов и сирот, покровителя угнетенных и слабых. И господин де Ришелье казался тронутым до глубины души этой профессией охотника на негодяев. Я говорю «казался», потому что… кардинал так хитер!.. Я готов побиться об заклад, что, в сущности, он не больше моего склонен к… gratia pro Deo
[21]… и, уверен, точно так же, как и я, желал бы узнать, из какого дерева сделан наш паладин!
– А для того, чтобы узнать породу этого дерева, надо его поскоблить, так ведь, командир? – воскликнул Гребильяк. – Немного лести… много вина… и господин Паскаль Симеони выложит нам всю свою подноготную.
– По крайней мере, с вашей помощью, господа, я рассчитываю хоть что-то из него вытащить.
Вергриньон покачал головой.
– Гм! – произнес он. – Человек, который умеет так хорошо драться, должен уметь и пить хорошо! Уверяю вас, тут никакие хитрости не пройдут – не станет он изливать нам душу, ни за что не станет! Хе-хе! Можно было бы, конечно, напасть на него со шпагой в руке… но помимо этого есть и другие средства спровадить его на тот свет! Посмеяться после ужина… подурачиться, и так, знаете ли, невзначай, подражая упражнениям греков и римлян… разминая мускулы… побороться…
И, сопровождая свои слова жестом, нормандский кадет сжал своими мускулистыми руками шею соседа по столу…
– О!.. – захрипел тот. – Да ты меня задушишь!
– Именно это я и хотел сказать, – продолжал Вергриньон, повернувшись к Лафемасу. – Что вы об этом думаете, командир? Что если я… если ничего не выйдет… предложу нашему гостю поиграть со мной?.. Может, стоит попробовать?
В это время дверь отворилась и на пороге ее появился Паскаль Симеони в сопровождении Ла Пивардьера.
– Хорошо! – отвечал тихо Лафемас Вергриньону. – Попробуй!
И он бросился навстречу гостям…
Из того, что предшествовало, можно легко представить, какой прием ждал Паскаля в «Крылатом сердце», – все наперебой спешили пожать ему руку. Паскаль же извинялся, что привел с собой друга…
– Что вы, что вы! – вскричал Лафемас. – Этим вы только увеличили наше удовольствие, дорогой сударь!.. Впрочем, вы лишь пользуетесь своим правом! Кто оплачивает банкет… тот, как говорится, и музыку заказывает!
– Какие милые люди! – сказал Ла Пивардьер Паскалю.
– Очень милые! – отвечал искатель приключений.
Рибопьер вошел доложить, что ужин подан в соседнем зале. То была во всех отношениях приятная комната: теплая, хорошо освещенная, с комфортабельной обстановкой, расписанная приятными для глаз эмблемами даровитого художника. Одно было в ней неудобство – несколько низковатый потолок, но ведь столовая и не должна походить на зал для игры в мяч.
Паскаля усадили между Лафемасом и Мирабелем; напротив него, между Вергриньоном и Гребильяком, сидел Ла Пивардьер. Получив разрешение отправить охотника на негодяев к праотцам, Вергриньон пребывал в самом веселом расположении духа. А все потому, что наш нормандец мнил себя – впрочем, его претензиям имелось множество подтверждений – человеком исключительной силы. И ему было отчего возгордиться. Так, однажды, на Новом мосту, он выдернул прямо из сиденья и забросил в тележку одного дерзкого извозчика. В другой раз, на набережной, схватился сразу с тремя матросами и вышел из этого боя победителем, а как-то вечером, безоружный, при помощи одних лишь кулаков уложил с полдюжины грабителей.
– Увидите, увидите! – шептал он своим друзьям, направляясь в столовую. – За десертом будет забава! Командир мне это позволил: хитер будет наш славный господин Паскаль Симеони, если вырвется из моих лап!