– Если вы непременно желаете знать причину тому, господин барон, то я должен вам объявить, что сегодня память по моей матери, и я отправляюсь на кладбище.
– Она умерла в этот день? – спросила Анаиса.
– Нет, мадам, не умерла, а родилась.
Затем последовало минутное молчание, которое прервал Фирмен Лапрад.
– Такова жизнь! – произнес он поучительным тоном. – Печаль в ней сталкивается с радостью, и наоборот! Вот ваша душа погружена сегодня в горестные воспоминания, мое же сердце переполнено радостью… и я спешил сюда объявить скорее моему дядюшке и тетушке об этом счастливом событии в моей жизни. Но буду говорить прямо: вы, сударь, вероятно, знаете графа де Шале, так как мы были вместе с вами в замке Флерин, у его матери, которая, кажется, очень дружески к вам расположена, и, стало быть, вам небезынтересно будет знать, что по отзыву обо мне этой любезной особы я удостоился чести поступить секретарем к господину графу де Шале.
Барон привскочил на стуле при этом известии. Даже Паскаль Симеони и баронесса не могли не выразить удивления, услышав такую новость.
Что до Ла Пивардьера, то он довольствовался тем, что поклонился и сказал:
– Черт возьми! Секретарь одного из первых вельмож двора! Далеко пойдете, господин адвокат!
– Да это, наверное, шутка! – вскричал барон де Ферье, не зная, радоваться ему или удивляться. – Как, Фирмен?.. Ты… секретарь господина де Шале… и так вдруг! Кто же это тебе сказал?
– Сам господин граф, дядюшка.
– Он сам? Разве ты был в его доме?
– Я только что оттуда.
– И ты представлялся ему… один?
– Нет! Вы уж меня извините, милый дядюшка, что я с вами не посоветовался в этом случае. Но совершенно непредвиденная встреча…
– Непредвиденная встреча, говоришь?
– Да, с одним дворянином, который очень ко мне расположен…
– Дворянином! Каким дворянином?
– Сейчас расскажу вам, дядюшка, все как было. Однажды, в зимний вечер, в конце прошлого года, я имел случай оказать небольшую услугу маркизу де Пюилорану, когда его намеревались ограбить разбойники. Я, разумеется, совершенно забыл об этой услуге… но маркиз сохранил о ней воспоминание. Повстречав сегодня меня в саду Тюильри и узнав о моих планах и надеждах на будущее, этот любезный вельможа, упрекнув меня в том, что я ранее не подумал обратиться к нему, пожелал немедленно доказать мне свою признательность. «Я в самых дружеских отношениях с господином графом де Шале, – сказал он, – и он ни в чем мне не откажет. Поедемте сейчас же к нему, мой дорогой Лапрад». Мог ли я не воспользоваться таким случаем? На мое счастье, господин граф только что получил письмо от госпожи графини. Представленный лучшим другом, рекомендованный матерью, я имел все шансы быть благосклонно принятым. Остальное вам известно, дядюшка! О! Конечно, я всем этим обязан все-таки вам, и надеюсь, что вы отправитесь завтра со мной поблагодарить графа за оказанные им милости вашему племяннику. Итак, я секретарь фаворита короля и Месье. Ах, поистине это счастливейший день в моей жизни! Извините, господа, что я так предаюсь моей радости при вас. Но признаюсь, я честолюбив; теперь же для меня открыты все дороги к почестям и богатству… и сознаюсь еще раз – хоть, быть может, вы и посмеетесь надо мной, – от гордости и радости у меня голова идет кругом.
Последние слова были обращены исключительно к Паскалю Симеони. Обманутый таким воодушевлением адвоката, тот серьезно возразил ему:
– Но я и не думал смеяться над вами! Что может быть естественнее и похвальнее вашей гордости: не поступаете ли вы на службу к одному из могущественнейших и благороднейших вельмож?
* * *
Но тут пробило два часа, и Паскаль с Ла Пивардьером встали, чтобы откланяться.
– Итак, вы решительно не останетесь сегодня у нас обедать, любезный господин Симеони? – вскричал барон. – Могли бы отправиться на кладбище и позднее… а теперь мы бы вместе выпили за благополучное начало карьеры моего дорогого племянника.
Паскаль покачал головой.
– Нет, молитвы о матери откладывать нельзя. Пообедаем вместе в другой раз. До свидания, сударыня! Прощайте, господа!
Анаиса протянула своему другу руку; он наклонился и, воспользовавшись моментом, когда, как он полагал, никто за ними не наблюдал, шепнул:
– Кажется, он искренен? Возможно ли, что тщеславие заглушило в нем любовь?
– Дай-то Бог! – прошептала со вздохом молодая женщина.
Однако эта мгновенная сцена не укрылась от внимания Фирмена Лапрада, который, делая вид, что прислушивается к разговору дядюшки с Ла Пивардьером, думал про себя:
«Да-да, радуйтесь счастливые любовники! Думаете, я вам уступил поле без битвы? А вот и нет, ошибаетесь! Любовь такого человека, как я, не умирает! Ее и не убьешь! А вот она убить может!»
Глава IX
Которая доказывает, что мужчине вполне достаточно и одной жены, а иногда даже этого много
Как бы человек ни был умен и проницателен, он все-таки охотнее верит тому, что совпадает с его желанием. Так случилось и с Паскалем Симеони: выйдя из дома барона де Ферье, он, возможно, еще и сомневался в глубине души в столь неожиданной и внезапной перемене Фирмена Лапрада, но был совершенно уверен в том, что баронессе больше ничто не угрожает.
Вместе с тем он радовался возможности приходить теперь к мадам де Ферье во всякое время без опасений столкнуться там со своим соперником.
Оставалась одна помеха: муж, не имевший никакой должности, а потому и не отлучавшийся надолго из дому.
Но страшен ли человеку влюбленному муж… старый… дурной… и который при том еще сам старается делать все, чтобы его не любили?
Впрочем, любовь Паскаля к баронессе была слишком далека от тех пошлых притязаний, которые мучили бы на его месте другого. Он желал пока лишь видеть свою возлюбленную счастливой и спокойной, и радовался, что молодая женщина, по всей видимости, избавилась от преследования этого гнусного человека.
Что же до того, чтобы подозревать Фирмена Лапрада в каких-то тайных мотивах для поступления на службу к графу де Шале, то Паскаль и не помышлял об этом, по той простой причине, что он еще в замке Флерин знал о том, что Фирмен Лапрад желает добиться покровительства молодого графа через посредство его матери. Все это было вполне естественно… хотя и не утешительно!
* * *
В ожидании хозяина Жан Фише от нечего делать толкался в магазине госпожи Латапи, помогая ей укладывать товары, чем доставлял горбунье величайшее удовольствие
Паскаль подал слуге знак следовать за ним.
– А мне вас сопровождать можно, дорогой друг? – спросил Ла Пивардьер у искателя приключений.
– Только до набережной, – отвечал тот. – Далее же, туда, куда я держу путь, мы пойдем вдвоем – я и Жан Фише.
